…тридцать один, тридцать, двадцать девять…

В Сипани, и особенно в его туманном и благоуханном Старом городе, было полным-полно воров. Они были назойливы, как летняя мошкара. А еще грабители, разбойники, налетчики, стопорщики, подрезальщики кошельков, головорезы, бандиты, убийцы, мордовороты, жулики, шулера, барыги, ростовщики, распутники, попрошайки, обманщики, сутенеры, содержатели ломбардов, прохиндеи-торговцы, не говоря уже о счетоводах и стряпчих. Стряпчие, по убеждению Балагура, были хуже всех. Иногда ему казалось, что в Сипани никто ничего не делал. Все были заняты исключительно тем, как бы урвать что-нибудь у других.

Но, с другой стороны, сам Балагур был ничем не лучше.

…четыре, три, два, один, спуститься по двенадцати ступенькам, миновать троих охранников и через двустворчатую дверь в заведение Старателя.

Внутри было темно от дыма, клубившегося в свете цветных ламп, жарко от дыхания и испарений растертой кожи, воздух дрожал от приглушенных разговоров, разбалтываемых секретов, разрушаемых репутаций, преданного доверия. В подобных местах всегда так бывает.

Двое северян устроились за столиком в углу. Один, с острыми зубами и длинными-длинными волосами, отодвинул кресло, насколько было возможно, и покуривал, развалившись в нем. Второй держал в одной руке бутылку, а в другой – крошечную книжку, в которую и уставился, старательно морща брови.

Большинство посетителей Балагур знал в лицо. Завсегдатаев. Некоторые приходили выпить. Некоторые – поесть. Большинство же привлекали азартные игры. Громыхание костей, шорох и шлепанье игральных карт, блеск глаз отчаявшихся, прикованных к вертящемуся колесу фортуны.

Вообще-то Старатель не специализировался по азартным играм, но игра порождала долги, а вот долги как раз и были его специальностью. По двадцати трем ступенькам в верхний этаж; охранник с татуированным лицом жестом предлагает Балагуру войти.

Там сидели за бутылкой трое остальных коллекторов. Самый мелкий ухмыльнулся ему и кивнул, возможно, пытаясь посеять семена будущего союза. Самый крупный надулся и угрожающе привстал, чуя конкурента. Балагур словно не заметил их, он давно отказался от попыток разобраться в неразрешимой математике человеческих взаимоотношений, тем более участвовать в них. Если бы этот тип не ограничился вызывающим движением, за Балагура ответил бы его тесак, голос которого успешно пресекал самую занудную аргументацию.

Мистресс Борферо была полной женщиной с темными кудрявыми волосами, ниспадавшими из-под пурпурной шапочки; она носила маленькие очочки, благодаря которым ее глаза казались большими, и рядом с нею всегда пахло ламповым маслом. Она обреталась в приемной перед кабинетом Старателя, за низким столом, загроможденным конторскими книгами. Когда Балагур впервые попал сюда, она указала на украшенную резьбой дверь в глубине комнаты. «Я – правая рука Старателя. Его нельзя беспокоить. Никогда! Разговаривать ты будешь со мною».

Конечно же, едва Балагур увидел, как ловко она разбирается в цифрах, которыми были заполнены книги, он сразу понял, что в конторе больше никого нет и что Борферо и есть Старатель, но ей, похоже, так нравился этот обман, что Балагур решил подыграть ей. Он всегда старался не раскачивать лодку, если в этом не было необходимости. Ведь потому-то люди и тонут. Помимо всего прочего, иллюзия того, что приказы приходят откуда-то с недосягаемых высот и являются непререкаемыми, как-то помогала жить. Было приятно иметь некие верхи, на которые можно перекладывать ответственность. Балагур взглянул на дверь кабинета Старателя и подумал, есть ли за нею вообще какое-то помещение, или если ее открыть, то упрешься в кирпичную стену.

– Каков нынче доход? – спросила она, шумно распахнув одну из книг и обмакнув перо в чернильницу. Прямо к делу, безо всяких «как дела?» Ему это очень импонировало в ней, хотя, конечно, он не стал бы говорить об этом. Его комплименты чаще всего воспринимались как оскорбления.

Балагур выкладывал монеты столбиками, по должникам и достоинству монет, а потом толкал их, и они, с негромким бряканьем, вытягивались в ровные рядочки. По большей части неблагородные металлы, лишь изредка разбавленные проблесками серебра.

Борферо подалась вперед, наморщила нос и подняла очки на лоб, отчего ее глаза сразу сделались очень маленькими.

– И еще меч, – сказал Балагур, выкладывая оружие на край стола.

– Неважный урожай, – пробормотала она.

– Очень уж почва неплодородная.

– Тоже верно. – Она вернула очки на место и принялась аккуратно выводить цифры в гроссбухе. – А кому сейчас легко? Всем тяжко. – Она часто повторяла эти слова. Как будто они всегда и все объясняли и оправдывали.

– Куртис дан Бройя спросил меня, когда долг будет считаться погашенным.

Она подняла голову, изумившись этому вопросу.

– Когда Старатель скажет, что он погашен.

– Именно это я и сказал ему.

– Правильно.

– Вы просили меня поискать также… э-э… пакет. – Балагур выложил сверток на стол перед нею. – Он оказался у Бройи.

Пакет совершенно не казался чем-то важным. Менее фута длиной, завернутый в клочок очень старой облысевшей звериной шкуры, на которой раскаленным клеймом была выжжена буква, а может быть, цифра. Но не из тех цифр, которые были знакомы Балагуру.

Мистресс Борферо схватила пакет и тут же мысленно обругала себя за то, что слишком явно демонстрирует нетерпение. Она знала, что в этом деле доверять нельзя никому. И у нее сразу же возникла масса вопросов. Подозрений. Каким образом вообще такая вещь могла попасть к этому никчемному Бройе? Не ловушка ли это какая-нибудь? Не подослан ли Балагур от гурков? Или, может быть, от Каркольф? Двойной обман? В сетях, которые плетет эта смазливая сучка, никаких концов не сыщешь. Тройной обман? Но в чем ее интерес? В чем выигрыш? Четверной обман?

На лице Балагура не было видно никаких признаков алчности, никаких признаков амбициозности, никаких признаков чего-либо вообще. Он, безо всякого сомнения, был странным типом, но явился с более чем почтенными рекомендациями. В высшей степени дельный, и ей нравилось это в людях, хотя она никогда не стала бы говорить об этом. Управляющий должен держаться в известном отдалении от своего персонала.

Порой вещи оказываются именно тем, чем кажутся. За свою жизнь Борферо повидала вдосталь всяких странных случайностей.

– Может быть, это и оно, – задумчиво произнесла она, хотя была в этом абсолютно уверена. Она была не из тех женщин, что тратят время на «вероятно» и «может быть».

Балагур кивнул.

– Ты хорошо поработал, – сказала она.

Он опять кивнул.

– Старатель наверняка захочет наградить тебя. – Будь щедра со своими людьми, всегда говорила она, или с ними будет щедрым кто-то другой.

Но обещание щедрости не произвело впечатления на Балагура.

– Может быть, женщин?