Его просьба о трансфере оказалась мне на руку. Встретить господина Шмидта я планировала сама. Всего две ночи в городе – мне следовало торопиться. Я не могла ждать и рассусоливать. С первых шагов Юрия Степановича Нетребина по российской земле мне следовало брать инициативу в свои руки. И я надеялась, что он поведется на денежную приманку и предпочтет не платить за сумасшедшие московские лимузины, а с удовольствием воспользуется моими услугами как частного извозчика.

И вот я встречала его в толпе таксистов и родственников в зоне прилетов в терминале Д. Как простой шофер, я скромно держала в руках табличку «Г. Шмидт».

Отель я заказала под названием «Измайловский парк», неподалеку от одноименного парка. В Москве полно пробок, ехать до гостиницы мы будем долго. Времени поговорить хватит. И подружиться, я надеюсь, тоже.

Мы валялись с Варей в кровати и лениво разговаривали. И она была моей. Нет лучше момента, чтобы понять, что девушка принадлежит тебе, и возгордиться этим, и возрадоваться – чем лениво и доверчиво болтать с ней обо всем в постели. Вранье, что эти моменты любят только девушки, а мужики – фу, неотесанные мужланы! – сразу после того, как получат свое, засыпают. Настоящие мужчины не засыпают. Я, во всяком случае, не засыпаю.

– А ты знаешь, что, по утверждению Нетребина, – словно бы между делом спросила Варя, – ты – вымирающий тип?

Я вскинулся.

– Нетребина? Какого Нетребина? – Я вылупился на нее.

– Отца человека, которого убили на бульваре, – терпеливо молвила она. – Нетребина Юрия Степановича. Юрий Степанович был ученым, изучал в том числе экстрасенсорные практики. И один из постулатов его диссертации – до сих пор, между прочим, не рассекреченной – заключается в том, что сверхчувственное восприятие раньше было свойственно всем людям, а потом потихоньку, в ходе эволюции, отмерло как лишнее, мешающее.

– Ничего себе мешающее! – воскликнул я. – Столько преимуществ! Знать, когда и откуда на тебя враги нападут.

– Я думаю, твоим предкам с третьим глазом девчонки в шкурах просто не давали. Слишком много вы о нас знаете. Страшно.

– И тебе со мной страшно? – Я накрыл ее сверху рукой.

– Еще как, – пропищала Варя.

А потом, после новой порции ласк и возни, сперва шутливой, а после вовсе нешутейной, я спросил Варю, а что она вообще знает о Нетребине. И она мне рассказала. И о двоюродном его дедушке Артеме Ивановиче, казненном в сороковом. И о его брате Степане Ивановиче, создателе препарата «икс», умершем в шестьдесят четвертом. И о сыне Юрии Степановиче, руководителе лаборатории, сгинувшем под снежной лавиной в восемьдесят восьмом.

Кое-что об этом я уже знал от вдовы Михаила Юрьевича, но признаваться в этом Кононовой не стал.

– Ты, Варя, – с улыбочкой сказал я, – прям специалистом стала по Нетребиным. Настоящий нетребовед в штатском. Точнее, в данный момент, без ничего. – Я погладил ее по груди.

– Руки прочь! – воскликнула она. – А то вымрешь, как мамонт!

– Вот я и спрашиваю, – откинулся я на подушки, – зачем тебе эта семейка?

– А как ты думаешь, отчего я вообще заинтересовалась этим делом?

– Как я понимаю, рабочая версия, которой я придерживался и которая льстит моему самолюбию, больше не катит?

– Какая версия?

– Что ты помогаешь мне просто потому, что я расследую это дело. Из личной симпатии и чтобы сделать мне приятное.

– Ну, разумеется, и поэтому тоже, мой дорогой, – пропела девушка. – Но началось все, должна тебе признаться, с другого.

Она сделала паузу, потому что ждала моего вопроса, и я подыграл – послушно переспросил:

– С чего же, моя дорогая?

– Согласись: для того чтобы быть эффективными, мы не должны ничего забывать.

– Как я понимаю, – я усмехнулся, – под местоимением «мы» ты в данном контексте имеешь в виду совсем не нас с тобой.

– Нет. Организацию, где я служу.

– Я так и понял.

– Вот и Нетребин Юрий Степанович, – продолжила она, – как бывший секретоноситель и лицо, которое подозревалось в убийстве и незаконном пересечении государственной границы, навсегда попало в наши файлы. И когда лет десять назад поступил сигнал, что его, дескать, видели за границей, наши люди провели там негласное расследование. И установили, что бывший товарищ Нетребин действительно жив и под именем герра Шмидта проживает в германском городе Регенсбурге.

– Что ж вы его не замочили, как иуду Троцкого? – хмыкнул я.

Варя никогда не принимала моего шутейного тона по поводу своей организации, потому промолвила серьезно:

– Такие методы у нас давным-давно не практикуют.

Насчет «давным-давно» я готов был поспорить, но конфронтация с ней в данный момент не входила в мои планы, и потому я произнес:

– Ну, тогда вы могли бы добиться его официальной выдачи.

– Непонятно, что ему инкриминировать, – пожала плечами Варя. – То ли убил он Дороховых, то ли нет. А что еще? Незаконное пересечение государственной границы? Мелковато. Однако фамилии Нетребин и Герхард Шмидт в НАШЕЙ поисковой системе остались, – она выделила тоном это внушительное «нашей», и я вдруг понял, что если я к кому Варю и ревную, так это к ее конторе.

– Ну да, ну да, – покивал я юмористически. – Помнить все про всех, но ничего не предпринимать. До тех пор, во всяком случае, пока человек не станет угрожать вашему спокойствию.

Варя только фыркнула в ответ на мою политически незрелую реплику и продолжила:

– А неделю назад наш поисковик обнаружил упоминание фамилии Нетребина, на этот раз Михаила Юрьевича, в сводках московского ГУВД, а затем в средствах массовой информации как убитого. Вот почему я фамилией и этим делом заинтересовалась. А заодно и тобой, – докончила она с улыбкой.

– Не ври, Кононова, я тебя интересовал сам по себе.

– Ну, конечно, мой милый, ты для меня страшно ценен.

А потом, без паузы и прежним тоном, она вдруг сказала, словно между делом:

– А ты знаешь, что Нетребин-старший приезжает в Москву?

Я вскинулся:

– Что?! Откуда ты знаешь?

– Он недавно запросил в нашем консульстве в Мюнхене срочную визу. И купил билет на рейс Аэрофлота из Мюнхена в Москву.

Я подпрыгнул:

– На когда?

– Нетребин, очевидно, прибывает на похороны сына, Михаила Юрьевича. Потому что прилетает за день до них, двадцать пятого мая, в половине шестого вечера.

– И что ВЫ – ваша организация, контора, орден меченосцев – собираетесь с ним делать?

Я был как язычник, который не произносит всуе имя главного бога. Или как больной, что избегает самого слова «рак». Я даже не выговаривал имени конторы, заменяя его эвфемизмами.