– А что МЫ можем? И что МЫ должны?

– Ты у меня спрашиваешь совета? – улыбнулся я. – Или это риторические вопросы?

– Риторические. И ответы на него следующие: мое подразделение ничего предпринимать не будет. Однако у нас в организации имеются и другие службы, которые мне лично, как ты понимаешь, могут не докладываться.

– А если я, допустим, встречу гражданина Нетребина? Например, прямо в аэропорту? И попробую поговорить с ним?

– Знаешь, Данилов, ни я, ни кто другой не можем запретить тебе встречаться с кем бы то ни было, и говорить о чем угодно. Другой вопрос: зачем?

– Не знаю, – чистосердечно ответствовал я, – но я почему-то хочу это сделать.

Вот так и случилось, что я встречал Юрия Степановича Нетребина в аэропорту Шереметьево, терминал Д 25 мая в половине шестого вечера на рейсе Аэрофлота из Мюнхена.

Но, как оказалось, встречал не один.

У меня было преимущество: я знала Нетребина-старшего в лицо. Я видела его в Регенсбурге, рассматривала на фотографиях.

Он меня не знал. Да и вообще ждал шофера.

Поэтому у меня имелась фора: рассмотреть его, как он движется в толпе пассажиров, покуда он не разглядел меня. И что же я увидела? Старого, уставшего, невыспавшегося человека, кренящегося от дорожной сумки. Чем старше персона, замечала я не раз, тем более разрушительное воздействие оказывают на нее всевозможные пертурбации – усталость, физическая и моральная, в их числе. Когда я видела его несколько лет назад в Регенсбурге, Нетребин был пусть и седенький, но румяный огурчик. Сейчас он оказался настолько изможден, что в какой-то момент во мне даже пронеслась мысль пожалеть его. Отказаться от своих зловещих замыслов! Оставить в покое! Ведь он и без меня, самостоятельно, скоро помрет. Но потом я подумала: кара ведь заключается не в смерти, как таковой. Смерть сама по себе скорее избавление от страданий. А смысл наказания, которое накладываю я, напротив, заключается в том, чтобы причинить жертве как можно больше страданий.

Эти мысли пронеслись во мне, пока я рассматривала Юрия Степановича а.к.а.[17]герр Шмидт, а он беспомощно озирался, пытаясь разглядеть встречающую его особу.

Я подняла на уровень груди табличку. Он увидел, просиял и, я думаю, сразу понял, что я не просто шофер или курьер – не стоит недооценивать интеллектуальный уровень своих противников. Шоферши не носят таких сумочек, как я, таких туфель и камешков в ушках.

– Здравствуйте, – сказал мне господин Герхард Шмидт на чисто русском языке. Видимо, легенда, под которой он жил, оправдывала его знание великого и могучего.

– Добро пожаловать в Москву, – поприветствовала я его.

Нетребин не отдал мне своей сумки, хоть я и дернулась ее забрать, и вообще, встретив меня, немедленно приосанился и как бы даже помолодел. Старички определенного сорта – те, кто в былые времена не пропускал ни одной юбки – обычно при виде меня взбадривались, словно им кто-то невидимый делал инъекцию того лекарства бодрости, над которым Юрий Степанович некогда работал.

За незатейливым разговором: «Как долетели? Как погода?» – мы дошлепали до парковки.

Я думаю, Юрий Степанович по достоинству оценил мой «Туарег». Жителей тесной Европы особо впечатляет обилие джипов и других авто класса люкс на грязных и разбитых российских дорогах. Он с удовольствием забрался на переднее пассажирское сиденье, и мы вырулили с многоярусной стоянки.

От Нетребина-старшего попахивало чем-то затхлым. Примерно так же, но в своем роде, несло под конец жизни от моей бабули. То был запах старости.

Однако времени на то, чтобы рефлексировать и рассусоливать, у меня было немного, на все про все полтора дня: познакомиться, очаровать, выманить. И – покарать.

И поэтому я сразу взяла быка за рога:

– Я была заместителем Михаила Юрьевича. Я очень его любила, – сказала я со значением и выдержала паузу, чтобы он слегка переварил и осознал смысл моих слов о любви к его сыну. – Поэтому я решила сама встретить вас и сопровождать.

– Данке шен, – пробормотал старикан.

– Его супруга, – я постаралась вложить максимальное количество яда в слово «супруга», – очень взбудоражена смертью Миши. Она даже наняла специально частного детектива, который пытается выяснить, кто убийца. Вы же знаете, на полицию у нас в России надежд мало. Но от нанятого ею Шерлока Холмса – он совсем юный человечек и безо всякого опыта – тоже, насколько я понимаю, оказалось мало толка. В общем, убийца Миши до сих пор разгуливает на свободе, неузнанный и пока безнаказанный.

Юрий Степанович ехал молча и только вертел головой, разглядывая наших соседей по трафику и пейзажи по обеим сторонам Ленинградского шоссе. Интересно, если бы он знал, как переменится Россия за истекшие четверть века и каким бурными, богатыми на возможности окажутся эти времена, убежал бы он отсюда в перестроечном восемьдесят восьмом в подернутое ряской, стоячее европейское болото? Мне хотелось спросить: «Может, вы б лучше тогда остались – а, дедуля? И не потребовалось бы губить моих родителей?» Но ни о чем подобном я вопрошать не стала – зато мысли о безвременно погибших папе с мамой придали мне и силы, и злости.

– У меня с Мишей были особые отношения, – промолвила я. – Он вам рассказывал обо мне?

– Н-нет, – слегка изумленно откликнулся Нетребин-отец.

– А мне он о вас рассказывал, – загадочно обронила я.

– Что же, интересно? – полюбопытствовал мой пассажир.

– Вы ведь не просто его деловой партнер, не правда ли?

– А кто же я тогда, по-вашему? – насторожился Нетребин.

– Вы много помогали ему, и порой совершенно бескорыстно. Насколько я знаю, Миша только благодаря вам выучился за границей.

– Да, это так, – с важностью кивнул мой спутник.

Довольно быстро мы достигли Москвы и пересекли МКАД. Навстречу нам, на мосту, в шесть рядов пыхтела пробка.

– Вы помогали становлению его бизнеса, – продолжила я петь старичку дифирамбы, – и вы, во многом, наставляли, обучали Мишу, поддерживали его. Вы столько сделали для него, – пылко проговорила я, – что и родной отец столько не сделает!

При слове «отец» Нетребин явственно вздрогнул.

– И, вы знаете, – продолжала я с напором, – вы настолько похожи на него, вы так мне его напоминаете, что я, кажется, знаю, почему вы были с ним так ментально близки! Боже мой, герр Шмидт, да вы ведь, как он! Лишь слегка добавилось морщинок и седых волос – а в остальном, будто Миша снова вернулся ко мне! Вы знаете, я так его любила, и мне так его не хватает, что я готова говорить о Мишеньке буквально часами. И мне почему-то кажется, что в вашем лице я найду благодарного слушателя.