— То есть Октавиан и сам не верит?..

Юлия округлила глаза.

— Конечно верит.

— Но ведь…

— Каждый верит в то, во что ему хочется. Так же как ты со своей Исидой.

— Как это?

— Ну, разве ты когда-нибудь ее видела? — с вызовом проговорила девушка. — Может, она помогала тебе в нужде?

— Исида творит чудеса невидимым образом.

Юлия вздернула подбородок и смерила меня скептическим взглядом.

— Говорю же: ты веришь в то, во что сама хочешь верить.

Я решила не снисходить до ответа на оскорбление, а вместо этого раздвинула занавески, чтобы полюбоваться на раскинувшийся перед нами синий простор. Ослепительно-белые виллы сияли на солнце, точно жемчужины ожерелья, растянутого вдоль кромки моря.

— Видишь? Вон там живет Поллион, — указала моя попутчица.

Забыв, что сержусь на нее, я изумленно выдохнула:

— Это не вилла, а целый город!

— Точно, — возмущенно поддакнула девушка. — А ведь ты еще не была внутри. Ручаюсь, даже ваш дворец в Александрии и тот поскромнее.

Юлия не преувеличивала. Здешняя вилла торговца беспрепятственно вмещала три тысячи человек — в основном рабов. Между портиком, изукрашенным прелестными фресками, и блистающим триклинием, где на потолке сверкали серебряные звезды и солнце чеканного золота, пролегла дорога в целую милю. Поллион принялся водить нас по комнатам, хвастая новейшими приобретениями.

— Вот это подлинный Мирон, — рассказывал он, назвав имя самого знаменитого в мире греческого скульптора. — А там я держу в бассейне угрей.

— Угрей? — Октавия даже закашлялась. — Для чего?

— Забавы ради! Хотите взглянуть?

Не дожидаясь ответа, хозяин повел нас в дальний конец атрия, к большому бассейну, где уместился бы небольшой корабль. Но вряд ли кому-то пришло бы в голову плавать по этим водам, в мутных глубинах которых среди камней извивались острозубые хищные рыбы. Каким нужно быть человеком, чтобы держать этих тварей забавы ради?

Я не стала подходить близко к краю.

— Откуда они взялись? — осведомился Марцелл, тоже остановившийся на безопасном расстоянии.

Поллион сделал широкий жест.

— Со всего Капри. Рабы наловили по моему приказу.

— Это, наверное, очень опасно, — заметил Юба.

— Ну да. Посмотрим, как их кормят?

Никто не успел возразить. Хозяин послал мальчишку-раба на кухню за горстью тухлого мяса. Вернувшись, тот осторожно приблизился к хозяину.

— Мясо, господин.

— Давай угости их, — велел ребенку торговец.

Мальчик весь задрожал.

— Я, господин?

— Да! И поживей, Цезарь ждет!

Перепуганный раб сделал несколько шагов и быстро швырнул мясо в воду. Поллион с гордостью наблюдал, как угри набросились на добычу, щелкая челюстями, кидаясь друг на друга от жадности. При свете масляных ламп их острые зубы сверкали, точно небольшие лезвия. Октавия слабым голосом проговорила:

— Не пойти ли нам дальше?

Хозяин виллы поднял глаза.

— О да. А может, Цезарь желает взглянуть, как они нападают? — с жаром прибавил он. — Изумительно злобные твари!

Минуя изящную перегородку слоновой кости, перед которой стояло кресло с резной спинкой в виде орла, торговец хвастливо проронил:

— Здесь у каждой вещи — своя история. Это кресло когда-то принадлежало галльскому вождю.

— Верцингеториксу? — удивилась я.

Поллион изумился не меньше: так, словно птица разинула клюв и заговорила по-человечьи.

— Верно. А там расположен мой самый последний трофей — вторая библиотека, для коллекции.

— А как насчет второго триклиния? — резко сказала Ливия. — Такого, куда не нужно добираться на носилках.

Торговец захохотал во все горло, будто и не расслышал в ее словах неодобрения.

— У меня уже два триклиния. Разве что прежде всех завести себе третий? Разумеется, если так будет угодно Цезарю, я буду более чем счастлив…

— Жена пошутила, — оборвал его излияния Октавиан.

— Конечно, — кисло хохотнул Поллион. — Кому нужны три комнаты для пиров?

В летнем триклинии терпеливо дожидалась гостей Горация, облаченная в изысканную тунику цвета золота и абрикосов. Я заметила, как Юлия посмотрела в глаза подруги; юной хозяйке явно хотелось более задушевной беседы наедине, однако, покорно исполняя свои обязанности, она проводила гостей на места. Из-за столиков открывался вид на воду. Просоленный теплый ветер наполняли ароматы вина.

— Словно в Александрии, — вздохнул мой брат, пригладив волосы.

— Вы постоянно жили у моря? — спросил Марцелл.

Юлия и Тиберий сидели напротив него, а хозяева пировали с Октавианом на другом конце комнаты.

— Мы бывали там каждый день. Резвились в воде, собирали ракушки у скал…

— Ах, как я хочу в Египет, — произнесла Юлия с тоской.

Сколько же раз на дню она желает быть где-нибудь еще?

— Когда-нибудь, — прошептал Марцелл, — если я стану Цезарем, мы позволим Селене с братом вернуться на трон, а взамен они покажут нам Александрию.

Девушка украдкой взглянула на отца (теперь, когда зима миновала, на его щеки вернулась краска здоровья и силы) и с тревогой произнесла:

— До этого еще далеко.

— Уже ожидаешь смерти Цезаря? С этого начинается любое предательство, — предостерег Тиберий.

— Никто здесь не заикался о смерти, — сразу же возразил Марцелл.

Приемыш Октавиана осклабился:

— Я понял, о чем она говорила.

— Ничего ты не понимаешь, — вскипела Юлия. — Сидишь тут и улыбаешься, точно поганый кот в ожидании лакомого куска с нашего стола. Думаешь, я не знаю, что ты пересказываешь отцу каждое наше слово?

— Очень надо, — хмыкнул Тиберий. — Это по части Юбы, он у нас главный соглядатай.

Девушка подалась вперед.

— Надеешься доносами заслужить доверие отца, чтобы он услал тебя на войну вместе с Агриппой? Мечтаешь сделаться полководцем и никогда больше не возвращаться в наши края? — Она фыркнула. — Этому не бывать. Папа будет удерживать тебя здесь, как марионетку на ниточках, до скончания своих дней. Марцелл — настоящий наследник, а ты — запасная спица для колеса.

В это мгновение раздался грохот хрусталя о мозаичный пол.

— Ах ты, недоумок! — рявкнул Поллион.

Сорвавшись с места, он со злобой накинулся на старика, беспомощно ползающего по полу.

— Умоляю, господин, я не хотел…