— Предупредили, что еще одно исчезновение положит конец нашим походам в цирк.

— Похоже, и впрямь разозлились. Но сам-то он рассказал, куда уходил?

Александр развел руками. Лишь теперь я заметила, какие они у него большие и сильные. Брат уже был намного выше меня. Девушки на улицах начинали заглядываться, и Юлия не упускала случая провести по его кудрям, спрашивая, нравится ли Александру ее новая туника. Я попыталась вообразить, каким супругом он станет, но мысль о разлуке была нестерпима. Что, если Октавиан решит вернуть Александра в Египет, а меня оставит при себе? Или того хуже — разошлет нас по разным концам просторного Рима?

Светло-янтарные глаза брата — столь похожие на мои — потемнели от беспокойства.

— Нет, не рассказывал. Ткнул меня локтем в бок и бросил: «Сам знаешь». А вдруг он и есть тот лучник, Селена?

Я припомнила минуту, когда бык помчался на нас и кто-то молниеносно мелькнул на соседнем балконе.

— Волосы золотые… Но лица я не разглядела.

— Может быть, он нарочно притворяется в школе? А на самом деле гораздо умнее, чем кажется?

Я задумалась: недалекий смешливый парень, легкий на подъем… и покачала головой.

— Марцелл достаточно безрассуден, однако мы же видели его почерк. Нет, это кто-то другой.

— Почерк можно подделать.

— Не забывай об учителе Веррии. Он тоже светловолосый.

— Да, но не пропадал сегодня.

— Откуда ты знаешь? Он мог исчезнуть из школы сразу же вслед за нами.

Мы уставились друг на друга при свете масляной лампы.

— Веррий или Марцелл, — произнесла я. — И Юлия предала его.

— Интересно, что сделает Октавиан, если мятежник окажется родным племянником?

Ледяные мурашки ужаса пробежали у меня по спине.

— Казнит его, — с уверенностью сказала я.

Брат закрыл глаза.

— Поговори с ней. — А затем посмотрел на меня полубезумными глазами. — Пусть поймет, что она натворила.

В награду за ценные сведения, полученные от легкомысленной дочери, Октавиан приказал купцам из Остии доставить шелка всех расцветок прямо на Палатин. Девушка пригласила их в атрий к Октавии, где Ливия не могла испортить ей удовольствие. Но прежде чем эта глупышка приступила к покупкам, я оттащила ее в сторонку и рассерженно прошептала:

— Надеюсь, ты представляешь, во что обойдутся твои шелка.

Черные очи невинно округлились.

— Я только сказала правду. Ты видела то же самое. Скорее всего, это раб. Волосы как у любого галла или германца…

— Имеющего доступ на Палатин и на Капри, в меру богатого, чтобы снимать квартиры по всему Риму? Много найдется таких рабов?

— Не понимаю.

— Понимаешь, — жестоко бросила я. — Не настолько же ты глупа. На Палатине есть только двое мужчин, подходящих под описание. Первый — учитель Веррий. Второй — Марцелл.

Юлия заморгала, словно впервые об этом подумала. В ее глазах заблестели слезы.

— Не может быть.

— Почему? Вчера, пока мы ходили по Бычьему форуму, Марцелл куда-то исчез из цирка. Где в это время был Веррий — известно одним богам.

Ее ладонь взметнулась ко рту.

— Нет! Мой отец никогда не станет их подозревать…

— Станет, и еще как. Если не Цезарь — значит, Юба. Он так и не обнаружил вчера Марцелла. А кто у нас передает каждое слово Октавиану?

— Нет! — Юлия даже попятилась. — Это не мог быть мой жених. Почему он мне не рассказал?

Я подняла брови: разве не ясно, учитывая ее вчерашний поступок?

Девушка разволновалась.

— Сдались ему эти рабы! Марцелла интересуют скачки да развлечения…

— А тогда, у храма Исиды? — возразила я. — Он пожалел рабов.

— Случайность! Марцелл слишком глуп и скор на решения.

— И еще он мечтатель, — напомнила я.

— Ну зачем, Селена? Зачем я сказала отцу?!

Я чуть было не пожалела глупышку — такой неподдельный испуг и раскаяние были написаны на ее лице.

— Делай что хочешь, но впредь постарайся молчать.

— А если уже поздно?

Мы покосились на тот конец атрия, где Октавия с Клавдией любовались доставленными шелками. Вид у обеих был самый что ни на есть безмятежный.

— Нет, окажись Марцелл под подозрением, мы бы узнали.

Впрочем, на празднике либералий я усомнилась в собственных словах. Октавиан — прирожденный актер. Долго ли ему скрыть черные мысли от родной сестры? На церемонию Цезарь явился вовремя и даже вроде бы в превосходном настроении. Сам проводил всех в ларарий, где его племянник снял золотую буллу и вместе с вином предложил ее ларам, прося у них покровительства при переходе во взрослую жизнь. Однако при этом Октавиан обнимал за плечи Тиберия, да и Ливия улыбалась не столь холодно, как обычно.

— Не пройти ли нам в Капитолий? — торжественно провозгласил Цезарь.

В тот день Юлия облачилась в шелковую тунику ярчайшего красного цвета, а волосы убрала в золотистую сеточку, расшитую мелким жемчугом. Марцелл не сводил с нее глаз, и все-таки девушка поминутно бледнела от беспокойства.

— Что такое сегодня с отцом? — шептала она. — Откуда внезапное внимание к Тиберию?

Я не знала ответа и не хотела гадать.

— А может, он…

— Только не здесь, — приложила я палец к губам.

И, дрожа от мартовской стужи, приподняла край зеленой туники, чтобы тот не запачкался грязью.

— Хочешь мою накидку? — предложил вдруг Марцелл.

— Мне сейчас принесет Александр…

— Надень обязательно. У тебя уже руки в мурашках.

Я покраснела при мысли, что он обратил внимание на такую интимную подробность. Тут появился брат и протянул мне сшитую на заказ накидку: торговцы из Остии продали столько шелков, что хватило бы на целую армию. Увидев меня в обновке, племянник Цезаря улыбнулся:

— Красиво.

— У Юлии тоже накидка не старая, — вставил брат, и я сердито сверкнула глазами в его сторону.

— Царевны Палатина, — льстиво промолвил Марцелл. — Найдется ли более подходящий праздник для двух царевен, чем либералии?

Конечно же, он шутил. Достигнув подножия Палатина, мы увидели вереницу юношей, которые везли на тележке статую фаллоса.

— Что это? — воскликнула я.

— В первый раз видишь? — с ехидством сказал Тиберий.

— Это cалии, — пояснила Юлия будто ни в чем не бывало. — Либералии — празднество плодородия.

— Вроде египетских вакханалий, — подхватил Александр.