— Очень может быть, — сказала Гарриет.

Если уж женщина вбила себе в голову, что хоть какой муж лучше, чем вообще никакого, то разубеждать ее бессмысленно. К тому же у Гарриет вошло в привычку уклоняться от любого разговора о мужьях и браке.

Она любезно попрощалась и продолжала путь. Настроение ее немного испортилось, хотя и не слишком. Человек или любит обсуждать подобные вопросы, или нет. А когда по углам твоего сознания клубятся мерзкие призраки, а в шкафах пылятся скелеты, которые никому не покажешь, даже Питеру…

Уж конечно не Питеру. Ему в последнюю очередь. Кроме того, Питеру нет места среди серых оксфордских стен. Он олицетворяет Лондон — стремительный, шумный, болтающий, волнующий и дьявольски неуравновешенный мир напряжения и хаоса. Здесь, на оси недвижной (да, эта строчка явно удалась), ему нет места. Всю неделю она почти о нем не думала.

А потом начали съезжаться доны, переполненные каникулярными впечатлениями и готовые взвалить на себя бремя самого трудного, но и самого любимого триместра в учебном году. Гарриет наблюдала за их прибытием, гадая, которое из этих веселых и решительных лиц скрывает гадкий секрет. Мисс де Вайн работала в библиотеке в каком-то старинном фламандском городке, где сохранилась примечательная семейная переписка, касающаяся условий торговли между Англией и Фландрией во времена Елизаветы. Ее ум был полон статистических данных о шерсти и перце, и ей трудно было вернуться мыслями к тому, что она делала в последний день предыдущего триместра. Она, несомненно, жгла старые бумаги, между ними могли быть и газеты, разумеется, она в жизни не читала «Дейли трампет»… нет, она ничего не знает об истерзанной газете в камине.

Мисс Лидгейт, как Гарриет и ожидала, умудрилась за несколько коротких недель привести в полную негодность остальные гранки. Очень неловко, но… Дело в том, что она гостила у профессора такого-то, непревзойденного знатока греческой квантитативной метрики, и он обнаружил неточности в нескольких абзацах и пролил совершенно новый свет на основные положения седьмой главы. Гарриет подавила стон.

Мисс Шоу сводила еще пятерых студенток на чтения, посмотрела четыре новые пьесы и купила изумительное летнее платье. Мисс Пайк увлекательно провела время, помогая куратору местного музея собирать воедино фрагменты трех горшков с фигурной росписью и некоторое количество похоронных урн, которые были откопаны в полях Эссекса. Мисс Гильярд была рада вернуться в Оксфорд — она провела месяц у сестры, которая только что родила, и ей пришлось заботиться о зяте, что, по всей видимости, не улучшило ее характера. Декан помогала устроить свадьбу племянницы и отнеслась к этому мероприятию с большим юмором: «Одна из подружек пошла не в ту церковь и появилась, только когда все уже было кончено, нас набилось по меньшей мере человек двести в комнату, куда и пятьдесят-то не влезет, мне досталось всего полбокала шампанского, а свадебного торта не досталось вовсе, у меня живот уже прилипал к спине, жених в последний момент потерял шляпу, и — вообразите только! — люди до сих пор дарят на свадьбу посеребренные сахарницы!» Мисс Чилперик побывала с женихом и сестрой во множестве интересных мест, где они изучали средневековые домашние статуи. Мисс Берроуз большую часть времени провела за игрой в гольф. Прибыло также подкрепление в лице мисс Эдвардс, тьютора по естественным наукам, которая только что вернулась после триместрового отпуска. Это была активная молодая женщина с квадратным лицом и квадратными плечами, с короткой стрижкой и решительными манерами. В профессорской теперь не хватало только миссис Гудвин, чей маленький сын (очень болезненный ребенок) подхватил корь сразу по возвращении в школу и снова нуждался в материнской заботе.

— Конечно, это не ее вина, — сказала декан, — но это страшно неудобно, в самом начале летнего триместра. Если бы я знала, вернулась бы пораньше.

— Не понимаю, — мрачно заметила мисс Гильярд, — чего еще ожидать, если вы берете на работу вдов с детьми. Вы должны быть готовы к постоянным осложнениям. И по какой-то загадочной причине домашние хлопоты всегда оказываются важнее работы.

— Ну, — ответила декан, — в случае тяжелой болезни приходится отложить работу.

— Все дети болеют корью.

— Да, но ребенок слабый, у его отца был туберкулез — он, бедный, оттого и умер, — а корь иногда оборачивается пневмонией, так часто бывает, и тогда бог знает что может случиться.

— Но разве она обернулась пневмонией?

— Они этого опасаются. Болезнь протекает тяжело. И он нервный ребенок, ему, конечно, хочется быть с мамой. К тому же она на карантине.

— Все это, конечно, очень неудобно, — мягко сказала мисс Лидгейт. — Но если бы миссис Гудвин сразу изолировала себя и вернулась при первой возможности, как она очень мужественно предлагала поступить, она бы ужасно волновалась.

— У всех у нас есть те или иные волнения, — резко ответила мисс Гильярд. — Я очень волновалась о сестре, первый ребенок в тридцать пять — это не шутка. Но если бы ее срок подошел в учебное время, им пришлось бы обойтись без моей помощи.

— Всегда трудно решить, какие обязанности важнее, — сказала мисс Пайк. — Каждый раз нужно принимать решение по обстоятельствам. Я думаю, что, производя на свет детей, мы берем на себя ответственность.

— Я этого не отрицаю, — сказала мисс Гильярд. — Но если домашние обязанности оказываются важнее общественных, то работу нужно перепоручить кому-то другому.

— Но детей нужно кормить и одевать, — заметила мисс Эдвардс.

— Безусловно. Но тогда мать не должна наниматься на пост с проживанием.

— Миссис Гудвин — прекрасный секретарь, — заявила декан. — Мне было бы очень жаль ее лишиться. И приятно сознавать, что в ее чрезвычайно трудном положении мы можем хоть как-то ей помочь.

Тут мисс Гильярд потеряла терпение:

— На самом деле, хоть вы никогда этого и не призна ете, здесь у всех комплекс неполноценности по отно шению к замужним женщинам с детьми. Со все ми нашими разговорами про карьеру и независимость, мы все в глубине души готовы пресмыкаться перед любой женщиной, которая выполнила свои животные функции.

— Полная чушь, — сказала казначей.

— По-моему, естественно считать, что замужние женщины ведут более полную жизнь… — начала мисс Лидгейт.

— И более полезную, — резко перебила мисс Гильярд. — Посмотрите на все это кудахтанье вокруг «внуков Шрусбери»! А как вы радуетесь, когда кто-то из выпускниц выходит замуж! Как будто говорите:

«Слава богу, значит, образование не делает нас непригодными к нормальной жизни». И когда действительно блестящий ученый бросает все, чтобы выйти замуж за младшего викария, вы только замечаете мимоходом: «Как жаль! Но, конечно, она должна жить своей жизнью».

— Я никогда не говорила ничего подобного! — с негодованием вскричала декан. — Я всегда говорю, что они просто дуры, что выходят замуж!

— Я бы еще поняла, — продолжала, отмахнувшись, мисс Гильярд, — если бы вы открыто признавали, что академические интересы по определению второсортны, но теоретически вы ставите их на первое место, а на практике — стыдитесь.