— Общие слова. Ничего конкретного. Мне интересна твоя версия: как именно станет меняться человек? Точнее, американец. В чем выразится его превосходство над другими? Только без фантастики. Выпей ложку молотого цветка и вникни в суть вопроса поглубже. — Парфенчиков приподнялся, достал мешочек и передал его Помешкину. — Прожуй! Или запей! Голова станет лучше варить! Имей виду, мне подробности интересны, а не ля-ля!

Григорий Семенович запил ложку необыкновенного цветка, заел корочкой хлеба. Подождал — хотел вначале поймать приход, прислушался к себе, прощупал пульс, непонятно чему удивился и, закатив глаза, начал отвечать:

— Необходимо определиться в главном вопросе. На что больше обратить внимание в моих рассуждениях: на благо общества или на благо частного лица? Преференции государства или выгоды отдельной личности? Этнос или индивидуум? Хочу вспомнить два известных имени. Концептуальные идеи каждого легли в основу ведущих идеологий XX века. Иосиф Сталин и его соратники провозглашали романтический, но пагубный тезис о социальном превосходстве в мироздании пролетария и коллективного разума пролетариата. Адольф Гитлер и его сподвижники придерживались иного мнения. Они считали, что сверхчеловеком может быть исключительно германец, а носителем коллективного разума — арийская раса. Одни уничтожали общественную элиту, не имеющую пролетарских корней, другие отправляли на смерть народы неарийского происхождения. Социальное заблуждение, иллюзия, охватившая массы, романтическая убежденность в истинности провозглашенных постулатов — теперь этот криминальный абсурд многим понятен. Впрочем, история смягчает обвинения, а у меня их и вовсе нет. Социальные заблуждения будут и в дальнейшем преследовать человечество, ведь мировоззренческая путаница отражает людскую сущность. Но меня эта история цепляет по другой причине: оба социальных эксперимента погубили евгенику, науку с блестящими перспективами, способную качественно изменить человека. Вот о чем я так горюю. Потеряно семьдесят лет. И слава богу, что Обама дал зеленый свет исследованиям, пообещал бюджетное финансирование. Я сторонник генного вмешательства в процесс совершенствования человеческого вида. Без биоинженерии, без стимулирования искусственных мутаций, без детального изучения стволовых клеток само существование человека ставится под вопрос. Василий Великий в IV веке провозгласил: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом!» Прошло семнадцать веков. Кто услышал его так, как я? Государство и общество меня мало интересуют, меня серьезно занимает человек. Индивид! Как скажется на нем инициатива заокеанского президента? Хочу верить, что самым практическим образом. Социальные эксперименты доказали за последние две тысячи лет свою бесполезность. Homo sapiens в своей сути не меняется: как жил он в пороках, так и по сей день радость жизни получает в грехопадении. А в последние годы, как ты сам говорил, человек стал портиться с нарастающей скоростью. Источник счастья ныне до безобразия примитивен. Деньги, товары, чувства — очень сомнительные, изменчивые категории. Секс, власть, уют… Редкие люди выходят за эти рамки и ищут себя в другом пространстве. А коридор физиологической гармонии может вызвать лишь грустную усмешку. Как ничтожен человек! При температуре плюс шесть мы погибаем от охлаждения, а при плюс пятьдесят — от перегрева. При ежедневных порциях пищи в шестьсот калорий мы через четыре недели отдаем концы от истощения. А при трехмесячном отсутствии секса, онанизма, мастурбации сходим с ума! Я это на себе чувствую. Когда прилив страсти к себе проходит, а это случается через пятнадцать — двадцать минут после оргазма, наступает меланхолия… Вернусь к стержневой мысли. Нынче много непонятного: человек за жизнь не прочел ни одной серьезной книги, но регулярно занимается физической культурой — такие люди востребованы на ура. А если ты лауреат Нобелевской премии, то тебя вспоминают лишь на юбилейных патриотических митингах. Одному дана смазливая физиономия, а другому — сто ай-кью. Но СМИ и общество жадно тянутся к внешности, а не к уму. И это венец природы? Чушь! Недоделки. Вокруг столько возможностей взять лучшее у естественной среды, собрать замечательный строительный материал для нового человека из биоэлементов растительного и животного мира в единый ансамбль, имплантируя их в наш геном, чтобы стать подобными Богу как существа Всепобеждающего, Всесильного, Всезнающего. А мы ищем успокоение в мифотворчестве, переполненном противоречиями и догматами. Но ведь мифы — пристанище безволия и немощного разума. Только евгеника способна по-настоящему улучшить человеческую природу, создать новый вид, способный противопоставить себя любым вызовам стихийных явлений. Генная инженерия предоставит нам возможность преодолеть эволюционные барьеры, управлять мутациями в организме. Это колоссальный прорыв в созидании обновленного сверхчеловека. И окончательное развенчание Дарвина, утверждавшего, что моральный прогресс человечества — естественный процесс. Старик не пожелал различать душевные болезни и нравственные пороки. Тьфу! Какая недальновидность!

— Научный отбор? — оживился Петр Петрович. — Вот тебе задачка. Муж алкоголик, жена проститутка. Народили восемь детей, все до одного олигофрены. Девятая беременность, женщина лечится от хронической гонореи. Что делать?

— Принудительный аборт. Другого решения быть не может. Содержать такое милое семейство весьма обременительно. Эти средства полезнее направить на развитие евгенических исследований. Как раз поэтому нужна генетическая интервенция, чтобы как можно быстрее создать человеческую экологию. А мы аплодируем долларовой интервенции, предназначенной сдерживать курс рубля и обеспечить содержание неполноценных. А ведь наша сверхзадача — иметь здоровый и умный вид, совершенствующийся из поколения в поколение. Пусть естественный отбор останется лишь в мире дикой природы. А среди людей с достаточным интеллектуальным потенциалом надо внедрять генную инженерию. От принципа морали в обновлении человека, от канонического «не вмешиваться в Промысел Божий» настала пора перейти к научным исследованиям и опытам. Гомо сапиенс имеет свое начало, от нашего активного и грамотного вмешательства будет зависеть время его конца. Я хотел бы, чтобы будущее человека было долгим, а без помощи евгеники это маловероятно. Вот почему я сторонник принудительной стерилизации неполноценных, и еще ряда непопулярных идей. Человек сам должен спасать себя!

— Тот пример я привел из реальной жизни, и таких, наверное, немало. Так вот, девятым ребенком у этих «отбросов общества» оказался гениальный Бетховен. Теперь что скажешь? — усмехнулся Парфенчиков.

— Есть лотерея, в которую обдуманно и азартно вовлечены массы. Есть анонимная генетическая лотерея, в которой страстно, нередко в пьяном виде, участвуют все смертные не задумываясь над материальным выигрышем, а лишь удовлетворяя слепые инстинкты. Вопрос, как возник в такой уродливой среде Бетховен, мне не интересен. В лотереях не участвую. Я поглощен размышлениями другого порядка: какой дорогой мы двигаемся? С какой поклажей идем дальше, чтобы наконец обрести ту Божественность, о которой мечтал Василий Великий и многие другие до и после него? А в бытовом смысле отвечу так: в вопросе деторождения я придерживаюсь традиций римского и иудейского права — отец Бетховена не определен, установить его невозможно. Вообще, истинность отцовства всегда сомнительна. Хотя семя того незнакомца вполне могло стимулировать в утробе матери необычайные мутации, давшие миру великого композитора.