Сдавленно вздохнув, Дина назвала имя.

Сперва Сенька решил, что ослышался. Перевёл дыхание, медленно, как можно спокойнее попросил повторить. Дина повторила. И, глядя в её мокрые от слёз глаза, Сенька понял, что девушка не врёт.

– Пошли, – коротко произнёс он, поднимаясь с травы и давая Дине руку.

– Сенька, я не могу… Убей меня, я теперь не пойду… Не пойду к нашим…

– Пойдём, – повторил он, помогая ей подняться.

Они дошли до косогора. Сенька поднял свою шинель, завернул в неё Дину и снова взял девушку за руку.

– Идём.

– Я не пойду… Говорят тебе, я не…

– Тихо! – вдруг перебил её Сенька.

Совсем рядом, в темноте, ему послышался короткий свист. Сенька повернулся. Из тумана не спеша вышла знакомая фигура.

– Чяворо? – сплюнув в сторону, удивился Мардо. – Ты здесь зачем?

– А ты?.. – хрипло отозвался Сенька.

Дина рванулась было в сторону, но он удержал её.

– Ты её не слушай, – мельком взглянув на девушку, посоветовал Мардо. – Наговорит ещё…

– Скажешь, не твоя работа? – едва сдерживаясь, спросил Сенька.

Холодная, мокрая рука Дины вертелась и дёргалась в его ладони, Сенька чувствовал: стоит хоть чуть-чуть ослабить хватку – и девушка снова кинется к реке.

– Отчего ж, моя, – не стал отпираться Митька.

Да это и не имело смысла. В лунном свете было отчётливо видно, что Дина сражалась до последнего: вся физиономия Мардо оказалась расцарапана в кровь, рубаха порвана от ворота до пупа, волосы всклокочены. Сенька смотрел на него и проклинал себя за то, что не вспомнил об оставленной в траве шинели хоть пятью минутами раньше.

– Ты с ума… – начал он и не закончил, понимая, что ничего путёвого сказать не сможет. Да и говорить тут было ни к чему, а убить на месте Мардо Сеньке мешали дрожащие пальцы Дины в его ладони, которые ни в коем случае нельзя было выпускать.

Мардо, ворча, сел, провёл ладонью по мокрой траве, затем – по лицу, размазав ещё не подсохшую кровь. Зашипев от боли, выругался:

– Шалава проклятая… Дралась так, паскуда, точно было что беречь, ей-богу… Динка, сука, чего ты взбесилась-то так, коль уж пробита?!.

Дина, сдавленно всхлипнув, бросилась в сторону. Сенька удержал её. Мардо, посмотрев на них, усмехнулся:

– Чяворо, да ты на меня волком-то таким не гляди. Я правду говорю, вон и девочка подтвердит. Я ведь с ней по-доброму думал – не захотела. Говорил, что женюсь… Динка, что молчишь, отвечай – было иль нет?! Хотел на юг её увезти, к господам… Не захотела ведь, дура, по-хорошему-то! – Мардо, длинно сплюнув себе под ноги, отвернулся.

– Не захотела по-хорошему, так тебе по-плохому приспичило? – хрипло спросил Сенька.

– Да говорят тебе, чёрт, что я женился б на ней! Что – не веришь? Спроси у неё, спроси! Говорил – брошу Юльку, в Крым тебя увезу! Ну да, силой взял… Так не давалась же! Поглянь, что мне с рожей сотворила! А чего трепыхалась – непонятно! Пробитая Динка, клянусь тебе, насквозь пробитая! Да она и сама скажет!

– Я знаю, – глухо произнёс Сенька.

Митька не услышал его слов, потому что в эту минуту Дина, неловко, тяжело осев на землю, заплакала. Глядя на содрогающийся комочек у своих ног, Сенька понял, что теперь она уже никуда не побежит. И только тогда, высвободив руку из её трясущихся пальцев, ударил Митьку в челюсть. И они, сцепившись и рыча, покатились вниз по косогору.

Сквозь стреляющий в голове жар, сквозь застилающее глаза бешенство Сенька едва успевал видеть опрокинутый лик луны, чёрную щётку травы прямо перед лицом, плеснувшую в глаза холодную воду ручья, тень полевой мыши, метнувшейся в сторону из-под его руки… Парень даже не заметил, как они оба свалились в ручей, и очнулся, лишь услышав хриплый, сдавленный голос Митьки:

– Ну, всё, всё… Всё, чяворо, уймись, утопишь ведь… Пусти, говорю…

Сенька перевёл дыхание. Встал. Через минуту, шёпотом чертыхаясь, поднялся из воды и вышел на траву Мардо. Если бы Сенька посмотрел на него, то увидел бы, что Митька порядком испуган. Но Сенька сидел рядом с плачущей Диной и что-то тихо говорил ей.

– Да что ты с ней возишься?! – не стерпел Мардо. – Шлюха она, и боле ничего! А корчила из себя, будто невеста нетронутая! Кабы я знал – пальцем бы к ней не прикоснулся! Цыганка называется!

– А ты, стало быть, – цыган? – сквозь зубы спросил Сенька, не поворачиваясь к нему. – Так даже гаджэ жён себе не берут…

– Так кто ж её, лахудру, знал?! – заорал Мардо на весь косогор. – Чяво, да ты оглох, что ль?! Я тебе уже час про что толкую?! Ну, погоди, Динка, сука проклятая… Узнаешь у меня, как…

Закончить он не успел. Сенька встал. Увидев в лунном свете его лицо, Мардо медленно поднялся тоже. Сдавленно сказал:

– Не подходи. Чего ты себе вздумал, сопляк? Я ж тебя размажу, мальчик… Забыл, на кого гавкать собрался?

– Я гавкать не стану, – спокойно сообщил Сенька. – Я тебя убью.

– Руки коротки, – оскалился Мардо, рывком дёргая из-за голенища нож. – А вот так если, щенок?! Ну?! Иди ко мне! Иди…

Договорить он не успел: что-то светлое, тонкое мелькнуло, крутясь, в свете луны, хрипло и испуганно вскричала Дина. Мардо взвыл, хватаясь за плечо, в которое аккуратно вошло лезвие Сенькиного ножа. И через мгновение полетел на землю от страшного удара.

– Что ж ты, сукин сын… – прошипел, морщась от боли, Мардо. – Что ж ты, поганец… Пусти, говорю, больно ведь… Да выдерни нож-то, сволочь… У-у-у….

– Выдерну, когда всё скажу, – Сенька сел на траву рядом, прижав коленом руку Митьки. Глядя в сторону, ровным голосом поинтересовался: – Ты мне веришь, что я тебя убью?

Мардо молчал, скаля зубы от боли и бессилия.

– Хорошо. Веришь, стало быть. Я ведь на войне не под телегой лежал, дорогой мой. Я людей убивал. И не в подвале, не в затылок… Они в меня стреляли, а я в них стрелял. Целый год. И шашкой рубал. Железкой – живых людей. А те люди, уж верно, получше тебя были. Так что тебя прирезать я на миг не задумаюсь, не волнуйся. Мне это, может, ещё и у бога зачтётся…

– Мы цыгане… – Мардо облизал пересохшие губы. – Зачем нам железкой-то, чяворо?.. Зачем делать так? И из-за кого?! Стоит ли эта курва… Она же сама, Динка, клянусь… Забожиться тебе могу… Чем я виноват?

– Не понимаешь чем – тебе ж хуже, – отрывисто произнёс Сенька. – Растолковывать не стану. И цыган из тебя, как из меня архангел, так что заткнись уж. Если хоть кто из наших узнает, что тут нынче было, я тебя на небо отправлю. В тот же час. И бог простит. Ты и так, паскуда, на свете зажился.

– Ну, дура-ак… – Мардо дёрнулся, силясь освободиться, и из-под лезвия ножа побежала тонкая струйка крови. – Да ты на Динку-то посмотри! На юбку её, на рубашку! Всё – в лоскутах! Да и морду я ей тоже разбил! Как ты концы схоронить думаешь? Её уж, поди, по всей слободе мать ищет, цыгане! Всё теперь вылезет, не упрячешь!