– Не надо, они должны закрыться сами. Итак, вы готовы?

В руке гипнотизера появился блестящий молоточек.

– Смотрите сюда, – приказал он, приблизив стальной предмет на расстояние десяти дюймов от глаз Скарлетт.

Она уставилась на молоток, не мигая.

– Вы видите только этот предмет и больше ничего. Сосредоточьтесь на его созерцании… – монотонным голосом заговорил Беллини. – Форма молоточка совершенна, поверхность его гладка, сталь блестит… Вы видите только этот молоток, совершенный предмет, созданный руками человека. Все ваше внимание сконцентрировано на стальном молотке. Вы больше ничего не видите и чувствуете расслабление …

Скарлетт не чувствовала никакого расслабления, молоточек, которым итальянец медленно водил перед ее носом вверх-вниз, вызывал растущее раздражение.

– Вам кажется, что ваши руки потеплели и отяжелели… вам тепло, очень тепло… вас тянет в сон, вы скоро заснете … На счет десять вы закроете глаза.

Медленно, монотонно Беллини начал свой отсчет:

– Один… два… три…

Произнеся «десять», он резко провел ладонью сверху вниз перед лицом Скарлетт. От неожиданности она закрыла глаза, но тут же распахнула их и уставилась на гипнотизера, который стоял перед ней, опустив руки.

– Ну вот, как я и думал! Ваша натура тоже противится гипнотическому воздействию.

Скарлетт поднялась с кресла.

– Благодарю вас, мистер Беллини, – холодно проговорила она. – Простите, что зря заняли ваше время.

На смуглом лице итальянца промелькнула извиняющаяся улыбка.

Скарлетт достала из ящика конверт и вручила его гипнотизеру. Положив гонорар в карман, он тут же распрощался.

– Шарлатан! – со злостью прошипела Скарлетт, когда за ним закрылась дверь.

Она хотела спуститься вниз, но тут в кабинет заглянул Ретт.

– Вы позволите?

– Конечно. Это ведь ваш кабинет.

Он вошел и с новым интересом осмотрел комнату: шкаф, за стеклом которого хранились вымпелы и кубки, полученные лошадьми Батлеров на скачках в разные годы; напольные часы в углу; кожаный диван и пара глубоких кресел; просторный резной письменный стол черного дерева, затянутый зеленым сукном, и высокое кресло перед ним.

Подойдя к столу, Ретт выдвинул один из ящиков.

– Здесь есть мои бумаги?

– Вряд ли. Мы ведь уехали отсюда в Африку…

– Кстати, вы обещали мне все рассказать.

– Да. И мистер Кэролл говорит, что вам нужно напомнить события вашей жизни. Целой жизни… – вздохнула она. – Это так много! Я даже не знаю, с чего начать…

Скарлетт присела на диван, Ретт расположился в кресле возле окна.

– Начните с нашего знакомства, – предложил он, раскуривая сигару.

Собираясь с мыслями, Скарлетт немного помолчала, прежде чем заговорить.

– Впервые мы встретились в апреле 1861 года, на барбекю в Двенадцати Дубах.

– Где это?

– Джорджия, графство Клейтон, неподалеку от плантации моего отца…

Ретт кивнул, и она продолжила:

– В тот день было объявлено о начале войны с Севером… Вам что-нибудь известно об этом?

– Я нашел здесь, в библиотеке, мемуары одного из генералов. Его фамилия Ли.

Скарлетт ненадолго умолкла. Она сомневалась, стоит ли упоминать о своей любви к Эшли, но решила, что без этого их история станет совсем непонятной.

– Мне было шестнадцать лет и я была влюблена в сына хозяина Двенадцати Дубов, Эшли Уилкса, а вы подслушали наш разговор. Я готова была убить вас за это!

– Вы? А молодой человек?.. – удивился Ретт.

– Он вас не видел и ушел прежде, чем вы встали с дивана… Прекратите перебивать! Рассказчик из меня и так никудышный.

Она продолжила. Ретт слушал внимательно, порой с удивлением, порой с восхищением глядя на нее. Увлекшись рассказом, Скарлетт не приукрашивала события и свою роль в них. Она искренне призналась, что не любила ни первого, ни второго мужа. И честно сказала Ретту, что долго сама не подозревала, что любит его.

Она не сдержала слез, говоря о гибели Бонни, Ретт тоже был взволнован и поторопил: дальше. К моменту, когда она дошла до развода, Ретт был настолько увлечен рассказом, что невольно воскликнул:

– Я не мог этого сделать!

– Ты всегда делал только то, что хочешь, – едко проронила Скарлетт.

– И что было потом? Рассказывайте, прошу вас…

Когда она поведала ему все до конца, включая то, что сама вынудила его отправиться на поиски золота, Ретт раскурил потухшую сигару, подошел к окну и уставился на залив.

– Ты хоть что-нибудь вспомнил? – не выдержав его молчания, спросила в спину Скарлетт.

Он отрицательно покачал головой, затем обернулся.

– Но история занимательная. Похоже на роман.

Скарлетт готова была отхлестать Ретта по щекам – лишь бы прогнать из его глаз это выражение вежливого, постороннего участия. Она крепко сжала руки в кулаки, так, что ногти впились в кожу, и неожиданно для самой себя спросила:

– Она была красивая?

– Кто? – не понял Ретт.

– Дикарка, с которой ты спал полтора года!

– Нет… пожалуй, нет, – задумчиво проговорил он. – Там были и моложе, и симпатичней.

– Тогда зачем ты с ней спал?! – вне себя выкрикнула Скарлетт.

– Не знаю, – пожал плечами Ретт и, опустив голову, добавил: – Просто она была добра ко мне…

Она раскрыла рот, чтобы крикнуть: «Я тоже добра к тебе, я люблю тебя!» Но в этот момент осознала, что человека, стоящего перед ней, склонив голову, она не любит. Она любила другого, совсем другого мужчину – гордого, непокорного, язвительного и непредсказуемого! Она не в состоянии любить этого – пусть у него и лицо Ретта Батлера. Он чужой. С ним ее связывают лишь узы брака, общая дочь и чувство долга. И, к сожалению, эту чашу ей придется испить до дна.

Горестно вздохнув, Скарлетт поднялась со своего места и направилась к двери. На пороге она обернулась.

– Завтра мы уезжаем в Лэндинг.

– Мама, мамочка, уже можно смотреть – мы достроили! – донесся из сада голос дочери.

Скарлетт подошла к распахнутому французскому окну и увидела Кэти. Она стояла за розовой клумбой на нижней террасе, одной рукой вцепившись в рукав Ретта, а другой махая матери.

– Хорошо, доченька, я скоро приду, – пообещала Скарлетт и вернулась в кресло возле стола. Бессмысленно уставившись в бумаги, она оперлась лбом на руку.

«Как мне все надоело! – с горечью думала она, не находя сил встать с места и отправиться посмотреть на очередную затею Кэт и Ретта. – Он развлекается: строит вигвамы и плетеные хижины, катается на лошадях и на лодках, стреляет уток. А еще потешает негров рассказами о том, как живется в Африке их диким черным собратьям. Он тащит Кэт пасти коров и учит их доить! К чему? Я сама могу подоить корову, и доила, когда это было необходимо. Но зачем это нашей дочери?.. Впрочем, он до сих пор не признал в ней дочь. Ретт обращается с Кэт так, будто она мальчишка-подросток. Надо внушить ему, что девочке не пристало учиться грести на лодке. Пусть она больше времени проводит с гувернанткой. С приездом Ретта Кэт почти не занимается. Надо поговорить с Эжени».