Фараон плавал, а верховный жрец Амона-Ра сидел в кресле на берегу, опершись затылком о высокую спинку. Он старался не смотреть ни на Камоса, ни на его младшего брата, тоже находившегося тут, в саду. Яхмос велел доставить себе обычного гиксосского коня, обычным образом оседланного, и теперь медленно кружил меж деревьями вокруг бассейна, то и дело натягивая поводья и добродушно ругаясь. Он всячески демонстрировал свою физическую силу и отличное расположение духа. Степной зверь, чувствуя чужака, скалил зубы, тряс гривастой головой, разбрызгивал мохнатыми копытами розовый песок и испускал поминутно ветры такой силы, что плавучий фараон морщился. Длинные ноги военачальника почти касались песка, и он раз за разом оказывался на грани того, чтобы свалиться или в воду, или в кусты.

Это было заседание правящего фиванского триумвирата. Отношения между этими людьми были отравлены многими ядами, но они не могли обойтись друг без друга. И уже поняли это.

Никто из них по отдельности не мог взять всю власть в Верхнем Египте в свои руки. Яхмос, несмотря на все свои бескровные удачи в войне с Шахкеем, в глазах жречества и народа не выглядел полноправным правителем. Неожиданно короновав Камоса, верховный жрец вызвал бешеную к себе ненависть лихого военачальника, но одновременно и обезопасил себя от его секиры. Ненавидимый Камосом за вероломство, Аменемхет оставался совершенно ему необходим, ибо старший брат был слишком слаб перед Яхмосом, непобедимым генералом. В эти дни перед коронацией Камос отлично рассмотрел, сквозь редеющую хмарь болезни, все явные усилия брата по захвату первенства в Фивах. Если бы у него были не только его полки, но еще и победительный Птах с припавшими к его стопам жрецами Верхнего Египта, то именно он надел бы фараонову корону. Теперь только в нем, Аменемхете, в предателе с черной душой, мог черпать Камос поддержку своему столь юному, шаткому трону. Если бы верховный жрец Амона-Ра вовремя узнал о конфузе со статуей Птаха у набережной Темсена, он, быть может, сумел бы выбраться из той ямы, в которой оказался, на самую вершину положения, даже не разбрасываясь египетскими коронами. Но сделанного не вернешь. Теперь он не в яме, не на вершине, а в этом саду. Не первый, но один из трех.

Наконец лошадиная забава наскучила Яхмосу, он спрыгнул с коня и бросил повод подбежавшему слуге.

– Нет. Я и прежде пробовал, и теперь скажу: египтянин не сможет воевать, сидя в седле. Даже если мы заведем себе таких лошадок, они сбегут от нас ночью, как звери пустыни.

Никто и не думал ему возражать. Яхмос встал на краю бассейна, так что большие пальцы свисали над водой. Лицо его сделалось серьезным и даже надменным. Пора было заговорить о деле.

– Пришли люди от Шахкея. Он хочет уйти. Все дороги на север перекрыты. Он знает об этом и решил уйти по воде. И оставить своих лошадей, которые мне не нужны. Я велел нашим кораблям спуститься вниз по реке и встать у Леопардового канала. Теперь и этой дороги у него нет.

– Ты сказал людям Шахкея об этом? – Камос перевернулся с живота на спину.

– Да. Они ушли и пришли еще раз, и сказали, что сдаваться не будут. У них есть провизия для людей и лошадей. У них есть запас стрел. Каждый их воин заберет троих наших.

– Это они тебе так сказали?

Яхмос скосил глаз в сторону плавающего брата.

– Они так сказали, и я с ними согласен.

– Будет большая кровь, но и большая слава. – Эти слова произнес Аменемхет, и было непонятно, какой скрытый смысл он вкладывает в них помимо очевидного.

Яхмос кивнул.

– Но лучше получить большую славу без большой крови.

– Ты говоришь слова, которые я бы хотел сказать, – чуть улыбнулся жрец.

– И ты знаешь, как это сделать? – спросил Камос.

– Да. Надо отпустить Шахкея с его людьми.

В бассейне раздался удивленный всплеск.

– Не по земле. Если он уйдет так, мы избавимся от крови, но славу получит Шахкей. Если он уйдет по воде, то крови опять-таки не будет, но славы не получит никто.

Камос подплыл к краю бассейна и схватился за него длинными пальцами.

– Тогда я ничего не понимаю. Что все-таки будет? Штурм? Большая кровь?

– Я боюсь…

– Ты боишься?!

– Да, повелитель и брат, я боюсь, что кровь окажется слишком большой. Наши полки молоды, а воины не стойки и не так умелы, как гиксосы. Отдав троих за одного, мы лишимся армии, хотя и приобретем победу. Непривычный к мятежной жизни народ может убояться увиденных жертв. Пока мы снова соберемся с силами и с духом, придет карательная армия из дельты.

Аменемхет слушал беседу братьев с явным, хотя и никому не видимым удовольствием. Собственно, сейчас ретивый военачальник признавался в том, что план верховного жреца храма Амона-Ра есть перл подлинной мудрости и трезвого патриотизма. Терпеливое накопление сил, вот чем не следовало пренебрегать. Но пролитое на землю вино обратно в кувшин не вернешь.

Камос нервно дергался в воде, чувствуя, что и она уходит из-под ног.

– Это тупик!

– И я так думал, но случай пришел нам на помощь. А может, это сам Амон вмешался. Я предпочитаю думать так.

– Так что же случилось?! – нервно спросил фараон.

– Прошлой ночью люди Шахкея ловили в порту корабельшиков, хотя бы и пьяных, дабы снарядить свои суда для плавания. Поскольку народу схвачено было много, то в неразберихе на пристани, в предутреннем тумане одному, самому удачливому, удалось ускользнуть, лежа в маленькой лодке, как будто ее унесло течением. Гнаться за ней было некому, потому что все встречали как раз другую лодку, что подошла к пристани. А в ней мой корабельщик заметил человека с одной рукой, нескольких израненных воинов, связанного человека и мальчика.

– Мальчика?! – Аменемхет выпрямился в кресле.

Яхмос не ответил и лишь подергал своим плоским носом.

– Я стал думать, кто бы могли быть эти трое?

– Почему трое?

– Потому, правитель и брат, что раненые гиксосы нам неинтересны. Нам надо думать о связанном мужчине, об одноруком мужчине и мальчике. Про однорукого нечего и говорить, это предатель Хека.

Камос тихо замычал в воде от злобы.

– Мужчина в путах, если внимательно обдумать его описание – длинное лицо, высокий рост, – это «царский брат» Мегила.

Фараон даже закашлялся в воде от неожиданности.

– Почему не сам Апоп? «Царский брат», связанный, в лодке с Хекой здесь, у нашей пристани! Что ты еще выдумаешь?! – Камос повернулся к Аменемхету, ища в нем поддержку в опровержение несуразных фантазий брата. Но жрец был как никогда серьезен.

– Мегила действительно в Фивах, я привез его сюда на ладье Амона. А Яхмосу о нем рассказал, наверное, Хека.

Младший брат кивнул:

– Я сначала ему даже не поверил. Этот однорукий шакал слишком много болтает, и нельзя понять, какие его слова надо считать правдой.