Егора Павловича больше интересовал ответ паши, чем обед, но делать нечего – он остался сидеть в этой неуютной каюте.

Шкипер принес холодную жареную баранину, маслины, хлеб, виноград, достал из рундука бутылку вина и ушел, не сказав ни слова.

Егор Павлович выпил рюмку вина, закусил бараниной и ел виноград, ожидая Али-пашу.

Вместо него явился грек-секретарь, которого Метакса видел в первый свой приезд. Он пригласил русского лейтенанта на пашинский корвет.

Когда переезжали на корвет, Метакса спросил у секретаря; почему так задерживается ответ. Секретарь тихо сказал, что паша разослал курьеров в Дельвино и Янину за подарками для русского адмирала.

Каюту паши охраняли вооруженные турки.

Вошли в первую небольшую комнату. Здесь стояла широкая деревянная скамья, покрытая ковром. На скамье сидел турок, по всей вероятности один из пашинских секретарей. За перегородкой виднелась комната побольше.

Эта комната была великолепно убрана. Ковры покрывали ее от пола до потолка. Справа стоял широкий бархатный диван. Вся стена над ним была увешана кинжалами, ружьями, пистолетами, оправленными в золото и серебро. Слева висело большое овальное зеркало венецианской работы в прекрасной стеклянной раме с изображениями цветов. Перед зеркалом – круглый курительный столик черного дерева, инкрустированный перламутром, и два мягких кресла. Откуда и какими путями попало все это в каюту повелителя Эпира – кто скажет.

Али-паша в зеленой бархатной куртке с золотыми пуговицами полулежал на диване.

Он пригласил гостя сесть.

Метакса просил Али-пашу поскорее дать ответ, потому что адмирал велел ему возвращаться немедля.

– Я недолго задержу вас в Бутринто, – ответил Али-паша.

Он сказал, что готов предоставить Ушакову сколько угодно солдат, но с одним условием: после взятия Корфу Ушаков отдаст ему половину всей крепостной артиллерии и все мелкие французские суда.

Егор Павлович был поражен. «Ну и аппетит: запросил триста пушек! Какая наглость!» – подумал он.

Метакса вежливо ответил, что такого обещания не может дать сам султан, так как союзники условились, что все военное имущество должно в неприкосновенности оставаться на месте.

Али-паша стоял на своем.

Метаксе пришлось долго убеждать пашу в том, что помощь, которую он окажет русско-турецкому флоту, будет иметь большое значение и для него: султан увидит, что Али-паша старается для пользы Турции, и верховному визирю Низед-паше нельзя будет упрекнуть Али в том, что он непослушен.

– Кроме того, русский император щедро наградит вас, – рискнул вставить Метакса, хотя никто не говорил ему об этом.

Егор Павлович знал, что Али-паша все равно пошлет солдат и только нарочно тянет, чтобы «набить себе цену».

Так и вышло. Янинский паша наконец соизволил согласиться отправить к Корфу три тысячи человек.

Он вызвал секретаря и продиктовал приказ в Янину, а Метаксе сказал, что не отпустит его до завтрашнего утра.

Стемнело. Слуги зажгли свечи. И тотчас же стали накрывать на стол.

Али-паша пригласил гостя поужинать.

Им прислуживали два секретаря и капитан корвета.

Метаксу потчевали французскими винами.

«Не из Превезы ли?» – подумал он и отказался.

Али-паша ел очень мало, а пил только воду. После ужина он услал всех и, покуривая, говорил с Метаксой.

Егор Павлович поздравил его с полученными от султана милостями.

– Меня хотели сделать верховным визирем, но зачем мне это? Я здесь в почете, довольстве и силе. Скорее султан будет больше бояться меня в Стамбуле, чем я его в Янине. Все эти визири завидуют моему богатству и оговаривают меня перед султаном. А вы знаете, во сколько обходятся мне султанские министры? Я даю всем, начиная от последнего цирюльника султана и кончая министром иностранных дел. Едва приобретешь себе приятеля, глядь, а он уже без головы, а ты без денег…

Метакса не мог не улыбнуться.

– Вам смешно. Вы думаете: деньги у Али-паши не последние, а голова у министра – последняя? Э, бросим это. Скажи лучше откровенно: независимость, которую ваш адмирал провозглашает на островах, распространится и на греков материка?

К этому вопросу Егор Павлович был давно готов:

– Конечно нет. На материке греки не под игом французов, а подданные султана, нашего друга и союзника…

Али-паша остался доволен ответом.

– А теперь пора на отдых. Ложитесь здесь, – указал он на диван.

– Ваше превосходительство, а где же вы? – спросил Метакса.

– Я там, – махнул он в сторону перегородки. – Доброй ночи!

Егор Павлович был удивлен: паша уступает ему лучшее место! Он расположился на диване и слыхал, как за перегородкой укладывался Али-паша.

Вооруженные телохранители всю ночь стояли у двери: смотрели за огнем в каюте, а больше за тем, не собирается ли этот русский лейтенант зарезать их повелителя.

Метакса спал плохо. Али-паша хоть и вполголоса, но требовал то трубку, то воды. И все время справлялся, не вернулся ли кто-нибудь из гонцов.

Наутро Али-паша вручил Метаксе ответное письмо Ушакову и два узла: в одном из них что-то бренчало, а другой был с материями.

– Я посылаю это адмиралу Ушакову в знак благодарности за его внимание ко мне. Насчет войск: я пришлю своего сына – Мухтар-пашу, – он выполнит все, что скажет ваш адмирал. Я надеюсь заслужить любовь русских и покровительство вашего государя. А это – вам лично. – Али-паша протянул Метаксе пару французских пистолетов в золотой оправе и длинный вигоневый кафтан алого цвета.

Егор Павлович поблагодарил пашу за подарки и сел в свой катер.

– Ребята, а вам подарил что-нибудь паша? – спросил у матросов лейтенант, когда катер отвалил от корвета.

– Сто пиастров, ваше благородие, – весело ответил боцман Макарыч.

Вернувшись на «Св. Павел», Метакса передал адмиралу пашинское письмо и подарки.

– Ну, Федор Федорович, посмотрим, чем отдарил тебя паша за бриллиантовую табакерку, – сказал бывший в каюте у адмирала капитан Веленбаков.

– Табакерке цена – самое малое две тысячи рублей, – заметил Сарандинаки.

Ушаков сидел, презрительно глядя на узлы, которые лежали на столе.

Денщик Федор развязал узел. В нем оказались: серебряные рукомойник, таз, поднос, кофейник и дюжина турецких чашек.

– Все это не стоит и полсотни, – оценил Веленбаков.

– Ваше высокоблагородие, погодите: в другом еще что-то, – сказал Федор, обращаясь к Нерону.

Он развязал узел. Тут лежало два шелковых халата, какие-то шелковые кушаки и кусок синего бархата. Веленбаков только плюнул и отвернулся: