Он оторвался от стены и, прихрамывая, пошел по коридору. Ана последовала за ним, пробираясь сквозь обломки и груду железа.

– Она сняла ошейник, – заметила она.

Рамсон собирался ответить, но слова застряли у него в горле. Они добрались до покоев его отца.

Ана заглянула в открытую дверь.

– Там много крови, – тихо сказала она.

С этого угла коридора за телами охранников через слегка приоткрытую дверь в кабинет, Рамсон мог видеть своего отца.

– Дай мне минутку, – поймал он себя на том, что говорит, выпрямляясь. Словно во сне, он пересек холл и направился в покои своего отца.

Детали, которые он не заметил раньше, теперь заполонили его разум, когда он обвел взглядом комнату. Стены были такого же темно-бордового оттенка, как и всегда. Стол из темного вишневого дерева, за которым он сидел много лет назад.

Казалось, что прошла целая жизнь, и совсем не было того момента, когда он швырнул свою кружку о стену, посмотрел на отца и как на бога, и как на чудовище, и поклялся никогда не становиться таким, как он.

Рамсон опустился на колени возле тела отца. Вокруг него была лужа крови, растекавшаяся по полу, но все, что видел Рамсон, – это странный изгиб его рук и ног, то, как смотрели его глаза, а рот все еще был открыт от удивления.

Лежа вот так на полу, он меньше походил на монстра в тени. Он был просто человеком, который истекал кровью и умирал.

Рамсон протянул руку и закрыл отцу глаза и рот. После смерти лицевые мышцы адмирала расслабились, и впервые, насколько Рамсон мог вспомнить, его отец выглядел умиротворенным.

Внезапное движение в другом конце комнаты привлекло его внимание. На подоконник, как снег, посыпались лепестки с маленьких белых цветочков. Они закружились в воздухе на мгновение, прежде чем приземлиться на пол.

«Знаешь, я тоже любил твою мать».

– Ты тоже любил ее, – пробормотал Рамсон, слова были странными на вкус во рту. Тоже.

Это была возможность, о которой он никогда не задумывался – что он может на мгновение перестать думать о себе, чтобы заботиться о ком-то другом. Что он может поставить чьи-то потребности выше своих.

Имели ли монстры и люди, сделавшие неправильный выбор, способность любить? И заслуживали ли они ответной любви?

Рамсон встал.

– Ине веррон тейн ауст Соммесревен, – сказал он. Это была брегонская прощальная фраза для мертвых, которую бормотали на похоронах, когда зажигали свечи и отправляли близких плыть по извилистым рекам или великому, извилистому морю.

«Увидимся в Соммесревен».

Рамсон уже собирался уходить, когда что-то на полу привлекло его внимание. Это были остатки золотого кольца его отца, ключа, который Сорша использовала для своего ошейника. Она полностью расплавила его, золото прилипло к полу, не более чем капля металла. Она уничтожила ключ, символ контроля, который Роран Фарральд сохранял над ней.

Но Рамсон не думал о ключах и символах. Его взгляд вернулся к телу отца, туда, где на полу лежала лента из черного камня, приоткрытая, как замок.

Его осенила идея: страховка на случай, если их план пойдет наперекосяк.

Рамсон пересек комнату и поднял ошейник, не пострадавший от сильного огня Сорши. Он был холоднее льда на его коже, Рамсон расстегнул ремень и продел его в петлю. Он тяжело давил ему на бедра.

Он повернулся и вышел из комнаты, с тихим щелчком закрыв за собой дверь.

Ана ждала его снаружи, скрестив руки на груди. Она выпрямилась при его появлении.

Рамсон кивнул.

– Время пришло.

Ана держала свою силу родства наготове, пока они спешили через штаб-квартиру военно-морского флота, их шаги неестественно громко отдавались в безмолвных коридорах. Здание опустело. Большинство придворных собрались в Годхаллеме, ожидая переговоров с ней.

Что делало их легкой добычей для переворота Керлана.

Пока они шли, Рамсон рассказал ей о схеме торговли аффинитами адмирала Фарральда с Морганьей, о том, как Сорша предала отца и королевство.

Невероятность их цели ощущалась как петля, все туже и туже обвивающаяся вокруг шей.

– Линн и Кис освобождают аффинитов, ставших жертвами торговли, пока мы говорим, – сказала Ана, когда они завернули за угол. – Но у Сорши есть два сифона – один на ней, а другой в руке.

Глаза Рамсона сузились так, что Ана поняла, что у него есть план.

– Нам нужно запустить брегонский флот, – сказал он наконец.

Ана кивнула, их цель глубоко засела у нее в голове.

– Мы должны позвонить в военные колокола.

Они дошли до конца штаба военно-морского флота. За железнорудными дверями были внутренние дворы, ведущие в Годхаллем. Когда они вышли, дождь со всей силы бил по Блу Форту, а ветер безжалостно хлестал по зданиям и деревьям. Через несколько секунд одежда Аны промокла насквозь.

Ана прищурилась в ночи, быстро осматривая дворы вокруг себя в поисках крови. Рядом с ней фигура Рамсона казалась поразительной: высокий, худощавый и длинноногий, и брегонский дублет на нем с острыми линиями и жесткими краями.

Затем он повернулся к ней, дождевая вода прочертила дорожки на его щеках. Единственный свет исходил от ламп, горевших в окнах зданий на противоположной стороне двора.

Рамсон схватил ее за руки.

– Ана, – сказал он грубым голосом. – Я не знаю, чем все это закончится.

Она на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь тем, как его руки были одновременно твердыми и нежными на ее руках, его прикосновение обжигало жаром сквозь промокшую ткань ее рубашки. Время утекало от них, унося в далекое будущее, где дорога этого мира разделялась между их успехом и неудачей. Но прямо сейчас, в этот момент, они были только вдвоем.

Над головой сверкнула молния, и прогремел гром, когда Рамсон сократил расстояние между ними. Дождевая вода стекала по острым плоскостям его лица. В его взгляде было что-то новое, что-то дикое и неукротимое, что зажгло в ней огонь. Его хватка усилилась.

– Прости меня, – сказал он. – Прости, что сделал то, что причинило тебе боль. – Его мокрые волосы прилипли к лицу, выражение его лица было открытым и уязвимым, каким она редко его видела. – Прости, что солгал тебе. Прости, что использовал тебя. Прости, если я когда-либо заставлял тебя чувствовать себя в опасности, прости… – Его голос сорвался. – Прости меня, ладно?

Она покачала головой.

– Не говори так. Неважно, чем все закончится, Рамсон, я буду с тобой.

Он смотрел на нее так, что у нее перехватило дыхание. И когда еще одна полоса молнии прорезала небо, Ана сделала последний шаг между ними. Их губы встретились со всем голодом и отчаянием ветра, который завывал вокруг них, и она запустила пальцы в его волосы, пробуя соль и тепло его рта, смешанные с дождевой водой.