Они приближались к подножию лестницы, Линн видела арку дверей, которые вели в комнату ее кошмаров. Кис выхватил меч и повернулся к ней. Его глаза сверкнули.

– За кого ты сражаешься, Линн?

Имена, лица и воспоминания заполнили ее разум. Энн, свободный, как воробей, его жизнь оборвалась слишком быстро. Ама-ка все еще ждет их дома. Ана, подруга, которая помогла ей найти свою судьбу. Рамсон, который начал все это в ту ночь, когда появился в Манеже и вручил ей ключи от ее свободы.

«И я», – подумала она. Девушка, которая, пошатываясь, ступила на холодные, ледяные берега чужой империи. Которая работала, была закована в цепи и избита до полусмерти, но которая держалась прямо, пройдя через это. Несмотря ни на что.

Было так много таких, как она, все еще ждущих своего шанса дать отпор.

Линн выхватила кинжалы.

– Я борюсь за свободу, – вот и все, что она сказала, когда распахнула двери и вошла внутрь.

Комната была длиннее, чем она помнила; теперь она видела, что она простиралась дальше, стены перемежались нишами. Когда Кис поднял факел, в дальних углах комнаты зашевелились фигуры.

Золотоволосая девушка, на которой Сорша экспериментировала ранее, все еще лежала на том же месте. Линн подлетела к ней. Ее тело было холодным, и когда Линн прикоснулась пальцем к ее шее, она ничего не обнаружила. Она подняла глаза, встретилась взглядом с Кисом и печально покачала головой.

Он поднял связку ключей, которые взял у ученого в библиотеке, и жестом пригласил ее пройти вперед.

Когда они подошли к задней части комнаты, Линн увидела, что к стенам приковано еще больше заключенных, их запястья и лодыжки связаны наручниками из черного камня. Они прищурились от света факелов и отпрянули, когда приблизились.

Линн подняла руки.

– Не волнуйтесь, мы здесь, чтобы освободить вас, – сказала она, когда Кис начал снимать их цепи одну за другой.

Их было двадцать, и каждый из них упал вперед с криками облегчения, когда их освободили. Некоторые были такими же истощенными, как та золотоволосая девушка, но большинство были в лучшей форме. Они поднялись на ноги, помогая тем, кто не мог стоять. Линн поняла, что не все из них имели характерную кирилийскую внешность; было несколько человек, которые выглядели выходцами из Азеатских королевств, и один или два, которые напоминали людей южных королевств.

Неужели их всех обманом заманили в Кирилию только для того, чтобы переправить во второе иностранное королевство в качестве экспериментов на аффинитах? От этой мысли ее затошнило. Ей нужно было сказать им, что они в безопасности. Что им больше никогда не причинят вреда. Глядя сейчас на их затравленные лица, Линн чувствовала себя так, словно смотрела в зеркало своего прошлого.

Это придало ей смелости. Это вдохновило ее.

– Я аффинитка, – тихо сказала она. – И, как и вы, я была продана в Кирилийскую империю и связана трудовым контрактом против моей воли.

Они молчали, наблюдая за ней. В ожидании.

– Сегодня вечером происходит битва, которая определит ход истории. Анастасия Михайлова, Алая тигрица Кирилии, ставит крест на планах человека, который сделал это с вами – Аларика Керлана. Она борется против эксплуатации таких, как мы. Но она не может сделать это в одиночку. – Линн огляделась, встречаясь с каждым взглядом. – Я выбираю борьбу за свободу. Я выбираю борьбу, чтобы другие аффиниты не прошли через то, что прошла я. – Теперь вы вольны делать все, что пожелаете. Вы можете уйти, если хотите. Но если вы хотите сражаться на нашей стороне – если у вас есть силы сражаться вместе с нами – нам нужна ваша помощь.

Она понятия не имела, откуда взялись эти слова и как ей удалось произнести их так лаконично. Она всегда избегала внимания, предпочитая свои тени и ветер, но, оглядев комнату, Линн почувствовала себя осмелевшей от этого зрелища. Этой ночью она спасла двадцать жизней. Она многое изменила.

Темноволосый мужчина сзади поднял руку.

– Я сражусь.

Другой аффинит, мальчик на несколько лет младше Линн, тоже заговорил.

– Я сражусь.

Один за другим аффиниты заговорили, их слова громко и ясно прозвучали в зале и наполнили Линн мужеством. Десять из них были достаточно сильны, чтобы стать добровольцами.

Линн подняла свой клинок и указала на них.

– Мы должны поторопиться.

Когда она повернулась, чтобы уйти, она поймала взгляд Киса. Он улыбался ей.

– Твоя мать гордилась бы тобой.

Линн усмехнулась в ответ.

– Как и твоя.

Он взглянул вперед, и Линн узнала эмоции, плясавшие на его лице в свете факела.

Это была надежда.

Рамсон поднялся на колени и рванул вперед. На мгновение ему показалось, что он действительно может дотянуться до медного рычага; он сверкнул в свете факела, описав дугу в воздухе, вытянув руку так далеко, как только мог…

Краем глаза он заметил движение. Раздался свистящий звук, и он мог только наблюдать, как будто время замедлилось, как металлическое лезвие вонзилось в его правое запястье.

Хлынула кровь, и мгновение спустя вспыхнула боль.

Рука Рамсона безвольно легла на рычаг, сухожилия на его запястье были аккуратно перерезаны.

Он дернулся, потянувшись левой рукой, но что-то ударило его в спину, швырнуло на пол, выбив воздух из легких. Ему показалось, что он услышал, как хрустнуло одно из его ребер.

– Ты слаб, – прошипела Сорша ему на ухо. Она схватила его за правую руку и вонзила лезвие глубже. Звезды вспыхнули в глазах Рамсона, его голова затуманилась от боли, когда кончик клинка Сорши пронзил другую сторону его запястья. Кровь капала, горячая и густая, по его руке. – В течение многих лет я жила в недостойной тени тебя и тебе подобных. Наш отец использовал мое тело в качестве эксперимента. Поэтому я убила его. – Сорша вскинула подбородок, ее глаза поймали кроваво-красное сияние факела, и Рамсон задался вопросом, окончательно ли она сошла с ума. – Я уничтожу вас всех.

– Хватит, – крикнул Керлан. – Сорша, приведи его сюда. Я убью его голыми руками, как только закончу с королем. – Он оскалил зубы на Рамсона в улыбке. – Третий раз – просто очарование, верно, сын мой?

Рамсон дважды избежал смерти от рук Керлана.

Он подозревал, что Керлан не допустит, чтобы это повторилось снова.

Сорша дернула Рамсона за руку и вонзила кинжал ему в бок.

– Двигайся, – прорычала она.

У Рамсона закружилась голова. Его правая рука колебалась между жгучей болью и горячим онемением. «Ана», – подумал он, быстро осматривая зал и хромая вперед. Она проплыла перед его глазами, но за морем придворных он едва мог разглядеть дверь, не говоря уже о том, была ли она все еще там. «Оставайся там, где стоишь, – хотел сказать он ей. – Что бы ты ни сделала, не будь дурой. Не играй в героиню. Не делай ничего опрометчивого».