– Пришлось. Я не мог ждать, когда ты спустишься, больше не мог. Мне нужно было увидеться с тобой немедленно. Я должен знать…

Сент-Клэр замолкает, и мой пульс учащается. Что, что, что?

– Почему ты мне соврала?

Вопрос вгоняет меня в ступор. Я ожидала чего-то другого. Никакой надежды. Сент-Клэр по-прежнему сидит на полу, но теперь, не отрываясь, смотрит на меня огромными грустными глазами. Я смущена.

– Прости, я не понимаю, что…

– Ноябрь. Блинная. Я спросил тебя, не говорили ли мы о чем-то странном, когда я валялся пьяный в твоей комнате. Говорил ли я что-нибудь о наших отношениях или отношениях с Элли. И ты сказала, что нет.

О мой Бог!

– Откуда ты узнал?

– Джош рассказал.

– Когда?

– В ноябре.

Я ошеломлена.

– Я… Я… – У меня пересыхает в горле. – Если бы ты только видел свое лицо в тот день. В ресторане. Как я могла тебе сказать? Особенно после того, что случилось с твоей мамой…

– Но если бы ты решилась, я бы не потратил впустую все эти месяцы. Я подумал, что ты отшила меня. Решил, что я тебе неинтересен.

– Но ты был пьян! У тебя была девушка! Что, по-твоему, я должна была делать? Господи, Сент-Клэр, я даже не была уверена, всерьез ты это говоришь или нет.

– Конечно же всерьез. – Он встает на трясущихся ногах.

– Осторожней!

Шаг. Шаг. Шаг. Он ковыляет ко мне, и я хватаю его за руку, чтобы помочь. Мы так близко к краю. Он садится рядом со мной и сильно сжимает мою руку:

– Я говорил всерьез, Анна. Всерьез.

– Я не по…

Он выходит из себя:

– Я сказал, что люблю тебя! Я любил тебя весь этот чертов год!

Мой мозг закипает.

– Но Элли…

– Я изменял ей каждый день. Мечтал о тебе снова и снова, хотя и не должен был. Она ничто по сравнению с тобой. Я никогда и ни к кому не испытывал ничего подобного…

– Но…

– Первый день в школе… – Парень пододвигается ближе. – Мы стали партнерами по лабораторным не случайно. Я видел, что профессор Уэйкфилд назначает пары в зависимости от места, поэтому специально наклонился одолжить карандаш в тот момент, когда профессор проходил мимо. Чтобы он решил, будто мы сидим рядом. Анна, я хотел быть твоим партнером с самого первого дня.

– Но… – Мои мысли путаются.

– Я купил тебе сборник любовной поэзии! Я так люблю тебя, «как любят втайне тьму, меж тенью и душой»[37].

Я непонимающе моргаю.

– Неруда. Это цитата. Господи, – он стонет, – ну почему ты его даже не открыла?

– Потому что ты сказал, что это для школы.

– А еще я говорил, что ты красавица. И спал в твоей кровати.

– Ты даже не пошевелился! И у тебя была девушка!

– Каким бы ужасным парнем я ни был, я бы не стал ей изменять. Но я думал, ты все понимаешь. Хоть я и был с ней, я думал, ты все понимаешь.

Мы ходим кругами.

– И как я должна была понять, если ты ничего не говорил?

– Но ты тоже ничего не говорила. Что я должен был думать?

– У тебя была Элли!

– А у тебя Тоф! И Дэйв!

Я замолкаю. Лишь разглядываю крыши Парижа и смаргиваю слезы.

Сент-Клэр касается моей щеки, побуждая взглянуть на него. Я делаю вдох.

– Анна, прости за то, что случилось в Люксембургском саду. Не за поцелуй – он был лучшим в моей жизни, – а за то, что я не сказал тебе, почему убежал. Я погнался за Мередит из-за тебя.

«Прикоснись ко мне. Пожалуйста, прикоснись ко мне снова».

– Я мог думать лишь о том, что этот ублюдок вытворил с тобой на прошлое Рождество. Тоф ведь ни разу не пытался все тебе объяснить или извиниться. Разве я мог так поступить с Мер? Нужно было позвонить тебе, прежде чем идти к Элли, но я так хотел покончить с этим раз и навсегда, что просто не догадался.

Я тянусь к нему:

– Сент-Клэр…

Он отстраняется:

– И еще. Почему ты больше не зовешь меня Этьеном?

– Но… тебя ведь никто так не зовет. Это странно. Разве нет?

– Нет. Не странно. – Он грустнеет. – Каждый раз, как ты называешь меня Сент-Клэром, ты словно отказываешься от меня снова и снова.

– Я никогда не отказывалась от тебя.

– Еще как отказалась. Ради Дэйва, – ядовито шипит он.

– А ты бросил меня ради Элли в мой день рождения. Я не понимаю… Если ты так сильно меня любил, почему с ней не порвал?

Сент-Клэр смотрит на реку:

– Я был в замешательстве. И вел себя как идиот.

– Это уж точно.

– Я это заслужил.

– Да. Заслужил. – Я делаю паузу. – Но я тоже вела себя как дурочка. Ты был прав. Насчет… одиночества.

Мы сидим в тишине.

– Я тут недавно думал, – говорит Сент-Клэр, – об отце и матери. Как она ему уступает. Не хочет от него уходить. За это я ненавижу ее ничуть не меньше, чем люблю. Я не понимаю, почему она не хочет самостоятельности, почему не борется за свои желания. Но при этом я всегда поступал точно так же. Я ничем не лучше нее.

Я качаю головой:

– Ты не такой.

– Такой. Но теперь хочу измениться. Я хочу делать то, что действительно хочу. – Он вновь поворачивается ко мне, его лицо взволнованно. – Я сказал друзьям отца, что в следующем году буду учиться в Беркли. И это сработало. Он очень, очень зол на меня, но это сработало. Ты предложила мне сыграть на его гордости. Ты была права.

– Значит, – осторожно говорю я, не осмеливаясь в это поверить, – ты едешь в Калифорнию?

– Придется.

– И это правильно. – Я сглатываю комок. – Ради мамы.

– Ради тебя. Поездом я смогу добираться до твоего вуза за двадцать минут и каждый вечер буду к тебе приезжать.

Буду мотаться туда-сюда хоть по десять раз, лишь бы быть рядом с тобой каждый вечер…

Его слова… Картинка получается уж слишком идеальной. Должно быть, случилось недопонимание, конечно, все дело в недопонимании…

– Ты самая невероятная девушка, которую я когда-либо знал. Ты красивая и умная и смешишь меня, как никто другой. И я могу с тобой говорить. И я понимаю, что после всего случившегося не заслуживаю тебя, но… В общем, я пытаюсь сказать, что люблю тебя, Анна. Очень-очень.

Я задерживаю дыхание. В глазах стоят слезы.