Павел ответил не сразу.

— Да, мне страшно к кому-то привязываться по-настоящему, — признался он наконец.

— Но почему?!

— Потому что потом очень больно их терять.

— Зачем сразу терять-то? А “долго и счастливо” никак не вписывается в твою систему координат? Что за пессимизм?

— Это не пессимизм, это опыт. Как-то так всегда получается по жизни, — он растерянно пожал плечами, — что все, кого я люблю, меня рано или поздно бросают. Сначала мама. Потом Ксения Андреевна. Теперь вот и Тёма в Америку улетает…

— Но это же не значит, что теперь надо навсегда отгородиться от внешнего мира, спрятаться, как улитка в раковине… — она покачала головой. — В тебе очень много любви, Паш. Я это вижу. Чувствую. И… не нужно бояться дарить её другим, у любви тоже есть срок годности.

— Тебя точно зовут Даша, а не, к примеру, Демосфен?** — он иронично вскинул брови.

— Ты мне льстишь, — от смеха она тоже чуть не облилась своим горячим шоколадом.

— А Милка бы сейчас сказала: “Демосфен? Кто это?..”

Ещё не договорив фразу до конца, Павел уже понял, что крупно облажался. При упоминании имени Милы Даша выпрямилась на стуле и улыбнулась напряжённо сжатыми губами — видно, что через силу. Господи, и кто тянул его за язык? Зачем он, идиот, вообще это ляпнул?!

— Прости, — выдохнул он в раскаянии, крепче сжал её пальцы, всё ещё находившиеся в его ладони, и накрыл их другой рукой. — Я… сам не знаю, как это у меня вырвалось.

— Да всё нормально, — быстро перебила она. — Ничего страшного не случилось, не стоит извиняться и драматизировать.

— Правда?

— Правда.

— Не думай, пожалуйста, что я вас сравниваю или что-то вроде того… — неловко начал он, но Даша только поморщилась, явно сдерживая раздражение:

— Ой, Паш, я же сказала — всё в порядке! Никакой трагедии. Что же теперь — вообще не упоминать имя Милы всуе? Давай договоримся на берегу, — она серьёзно взглянула ему в глаза. — Я не в восторге от Милы, но прекрасно знаю, какое место она занимает в твоей жизни. Она была и есть, я вовсе не собираюсь делать вид, что её не существует. Я справлюсь. А вот так всякий раз дёргаться, краснеть и бледнеть, будто неверный муж, застигнутый с любовницей в супружеской спальне… этого не надо, ладно?

— Хорошо, — кивнул он так же серьёзно. — Я буду… верным мужем. Если, конечно, ты…

— Если я — что? — уточнила Даша.

— Если ты меня не бросишь, — договорил он на выдохе.

Её губы чуть дрогнули.

— Нет, — просто сказала Даша и пожала его ладонь в ответ. — Не брошу.

___________________________

* Виды испанских танцев: качуча — сольный танец с кастаньетами, элементы которого нередко используются в балете; мунейра — старинный народный танец, исполняющийся с поднятыми вверх руками.

​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍** Демосфен (384 г. до н. э. — 322 г. до н. э.) — древнегреческий оратор, мастерство и острота мысли которого до сих пор приводятся в пример современным политикам и адвокатам.

Несмотря на то, что Даша быстро забыла об этом маленьком происшествии (или просто сделала вид, что забыла), сам Павел ещё долго чувствовал неловкость, мысленно костеря себя на чём свет стоит. Он вовсе не хотел обижать Дашу, и сама она уверяла, что всё в порядке, но… за языком определённо надо было следить. Он действительно брякнул не подумав, просто к слову пришлось. Он почти и не вспоминал о Милке в эти дни… В последний раз они переписывались в мессенджере тридцать первого декабря — Павел поздравил её с днём рождения, она поблагодарила и прислала какую-то дурацкую анимированную новогоднюю открытку. Он вежливо спросил, как отдыхается, она коротко ответила: “Супер!” Вот и всё общение…

Доехав до Белорусского вокзала на аэроэкспрессе, они с Дашей распрощались: она отправилась на интервью к своему испанцу, а Павел — в театр. Настроение всё же было слегка подпорчено, ужасно не хотелось являться на репетицию в таком состоянии, но не прогуливать же.

Чем ближе Павел подъезжал к театру, тем муторнее становилось у него на душе. Он некстати вспомнил о том, что сегодняшним утром снова получил анонимный сюрприз — в гримёрной его ждали чёрные розы. Первый букет в наступившем году… Решение установить в гримёрке видеонаблюдение только окрепло, он даже немного успокоился, поверив, что это непременно поможет вычислить тайного дарителя, но осадочек всё равно остался. Во время дневной репетиции Павел сорвал злость на Марселе. Тот вспылил, тоже ответил довольно грубо… в итоге они чуть не подрались, остальным артистам еле удалось их растащить и успокоить.

И вот сейчас — после всего этого — нужно было возвращаться в театр и снова репетировать бок о бок… Невыносимо!

Анжела, которая с утра ошивалась в театре, тоже попала под раздачу — спросила что-то не в тему, не к месту и не вовремя, и Павел рявкнул в ответ нечто не слишком вежливое, отчего у неё опять задрожали губы и глаза налились слезами, а он почувствовал себя бессердечной скотиной.

В последнее время Анжела вообще спала с лица, осунулась, переживала… Фанатки в группе Павла Калинина ВКонтакте на все лады перетирали сплетни о том, кто и когда видел кумира с девушкой. Многие успели засечь Дашу, кое-где даже всплыли размытые фотографии, сделанные исподтишка, после которых уже нельзя было делать вид, будто ничего не происходит: парочка вела себя весьма недвусмысленно. Они держались за руки, обнимались, целовались и вообще выглядели неприлично счастливыми. Анжела остро переживала эту маленькую личную трагедию, словно до конца не хотела верить в существование постоянной подруги у Павла.

Он выскочил из метро на своей станции и двинулся в сторону театра, продолжая предаваться невесёлым размышлениям. Неужели цветы — всё-таки дело рук Таирова? Павел вспомнил перекошенное лицо Марселя — оно делалось таким всегда, когда он видел, как Павел репетирует Спартака. Было совершенно очевидно, что Марсель сам мечтал об этой роли…

Погружённый в свои мысли, он нырнул в пустой подземный переход и сейчас торопливо шагал по нему, спеша оказаться на другой стороне улицы, как вдруг услышал, что позади него тоже кто-то идёт.

Павел быстро оглянулся — какой-то мужчина, или скорее парень, в чёрной куртке и надвинутом почти на самом глаза капюшоне двигался на небольшом расстоянии от него. В его походке или позе не было ничего угрожающего, но отчего-то Павел почувствовал себя неуютно, словно его преследовали. Он замедлил шаг, давая возможность парню обогнать его и очутиться впереди, но тот тоже притормозил, явно приноравливаясь к скорости самого Калинина. Тогда Павел резко остановился — и шаги позади него моментально стихли. Парень тоже встал.