Страха не было, скорее досада: что за хрень?! Какого рожна этому чуваку от него надо?

Дальше всё происходило очень быстро, словно на ускоренной перемотке. Сделав глубокий вдох, Павел собрался снова обернуться, чтобы оказаться с парнем лицом к лицу, но… не успел.

Он вдруг почувствовал резкую боль в затылке, словно его с размаху ударили чем-то тяжёлым. Сначала ему показалось, что из глаз в буквальном смысле полетели искры, так ослепило его это сияние, а затем всё вокруг стремительно потемнело.

И больше он уже ничего не помнил…

“Я её любил. Как её любил я!

Не сказать, не спеть и не позабыть.

Если б мне тогда предложили крылья,

Я б от них отказался, чтоб с нею быть.

Выходили из ада черти на выгул,

В доме серой пах застоялый дым.

Я открыл свои рёбра и сердце вынул,

И стекала кровь по рукам моим…” *

Москва, 2018 год

“Звезда русского балета Павел Калинин жестоко избит в Москве!”

“Совершено зверское нападение на ведущего солиста Театра балета!”

“Знаменитый танцовщик доставлен в больницу с тяжёлой черепно-мозговой травмой и многочисленными переломами!”

“Борьба за место под солнцем: как артисты балета устраняют конкурентов!”

Эти и другие — не менее кричащие, а также визжащие и брызжущие слюной — заголовки заполонили первые полосы всех СМИ. Журналисты бросились на сенсационную новость, точно свора собак на мясистую кость, и сейчас жадно обгладывали её, рыча и огрызаясь, если кто-то вдруг покушался на его долю. Дашу уже тошнило от всего этого, хотя, по идее, она должна была сейчас испытывать по отношению к братьям-журналистам нечто вроде цеховой солидарности: в конце концов, это же их хлеб… Но ни понимания, ни солидарности не было. Ей было противно, хотелось, чтобы все просто поскорее заткнулись и наконец оставили Пашку в покое…

Разумеется, в реальности дела у него были не так ужасны и кошмарны, как это подавалось в средствах массовой информации, но пострадал он довольно серьёзно: сотрясение мозга и перелом двух рёбер. К счастью, руки-ноги остались целыми, могло быть и хуже. Павлу чертовски повезло: тот, кто напал на него, банально не успел завершить начатое. Сначала оглушил ударом по голове, а затем, уже упавшего, пнул пару раз в область грудной клетки, но кто-то или что-то его спугнуло, и он сбежал, прихватив напоследок мобильный телефон жертвы, довольно коряво пытаясь сымитировать ограбление. В эту версию не верил ни сам Павел, ни Даша, ни полиция: телефон явно служил лишь прикрытием.

Закрывая глаза, она снова и снова мысленно переживала тот кошмар, когда Павел вдруг пропал. После интервью Даша весь вечер пыталась до него дозвониться, но его телефон оказался вне зоны доступа, а её сообщения так и зависли в недоставленных. Можно было представить, чего только не передумала Даша тогда, как только себя не накрутила!..

Телефон не отвечал весь вечер и всю ночь, а наутро, едва дождавшись открытия театра, Даша позвонила туда. Благо, вахтёрша её уже запомнила и не стала утаивать информацию — выяснилось, что Павел Калинин не только проигнорировал вчерашнюю вечернюю репетицию, но и на сегодняшнюю утреннюю также не явился. Весь театр стоял на ушах: дозвониться до Калинина было невозможно, а Артём Нежданов, с которым он снимал квартиру, и сам понятия не имел, где Павел, поскольку дома тот тоже не объявлялся.

А вот это уже становилось совсем непонятным и необъяснимым, даже страшным…

Наплевав на занятия в универе, она поехала прямо в театр. Возможно, это было глупо, ведь коллеги Павла и сами находились в полнейшем неведении, но Даша решила, что если какая-нибудь информация и появится, то до театра её в любом случае донесут быстрее.

Так оно в итоге и вышло: вскоре в МГАТБ позвонили из больницы и известием, что артист находится у них в отделении.

Детали случившегося Даша узнала уже позже — от самого Павла.

Когда он пришёл в сознание в подземном переходе, то долгое время не мог получить никакой помощи: редкие прохожие принимали его за обычного алкоголика и, брезгливо поджав губы и отводя взгляд, быстро проходили мимо. Голова у него кружилась и болела, зверски тошнило, в ушах шумело, а в глазах двоилось, да ещё и сломанные рёбра давали о себе знать при каждом неосторожном движении… Хватаясь за стену и превозмогая боль, Павел кое-как поднялся на ноги — и его тут же вывернуло наизнанку. В конце концов — медленно, шаг за шагом, пошатываясь и подавляя всё новые и новые приступы тошноты, он добрёл до лестницы, ведущей наверх, в город… и снова упал. Но здесь уже кто-то из прохожих обратил внимание на его болезненный — а вовсе не пьяный — вид и вызвал скорую помощь.

Пока Даша доехала до больницы, то успела накрутить себя до невменяемого состояния. Её буквально трясло от ужаса за Павла, от мыслей о возможных последствиях, о его будущей карьере… Пускать в палату её поначалу категорически отказались — дескать, кто ещё такая? Не жена, даже не родственница! Но журналистская корочка сделала своё дело: почему-то во всех учреждениях и инстанциях даже самое суровое и строгое начальство пасовало перед работниками СМИ.

Медсестричка, которая провожала Дашу до нужной ей палаты, попалась болтливая как сорока. Точнее, не столько болтливая, сколько любопытная — всю дорогу она без перерыва бомбила девушку наивными вопросами:

— А правда, что в балете все мужчины спят друг с другом? А этот Павел Калинин тоже гей? А трусов под колготки они правда не надевают? А вы ему кто?

Когда они уже почти достигли двери палаты, медсестра вдруг бесхитростно поинтересовалась:

— Ой, так вы, наверное, и есть Мила, да?

— Н-нет, — запнувшись, отозвалась Даша, чувствуя, что кровь приливает к лицу. — Почему вы так решили?

— Простите… — смутилась медсестричка, осознав, что сболтнула лишнего. — Просто ночью он несколько раз звал во сне какую-то Милу. Правда, когда проснулся, то первым делом спросил совсем о другом.

— О чём же? — ровным голосом произнесла Даша.

— Сможет ли он когда-нибудь снова танцевать.

___________________________

* Здесь и далее в тексте третьей части — строки из разных стихотворений Анны Долгаревой

Бледность Павла бросилась ей в глаза ещё от двери.

Он был не просто бледным, а таким белым, что практически сливался цветом с больничной подушкой. Даша в первый момент даже испугалась. Однако он узнал её сразу и даже старательно изобразил подобие улыбки.

— Я тебя вижу в двух экземплярах… — сообщил Павел, пытаясь шутить. — Одна Дашка — хорошо, а две — лучше!

Она чуть не заплакала от этого трогательного стремления рассмешить и приободрить её. Прикоснулась дрожащими губами к его щеке в качестве приветствия, затем придвинула к кровати стул, села рядом и осторожно взяла его за руку, изо всех сил уговаривая себя успокоиться.