Ахматов жалел её, убеждённый, что тратить время на пустое, легкомысленное общение неразумно, нелогично и, даже совсем недостойно просвещённого, с идеалами, современного человека.

Но всё же иногда, вечерами, он с женой, уложив дочек спать и обнявшись в гостиной за столом, под тёплым оранжевым абажуром, согласованно и с обоюдным интересом обсуждали его многообещающую литературную деятельность.

В такие минуты Ахматов чувствовал прилив нежности и уверенности, становился по-прежнему смелым и разговорчивым.

Кратко вспомнив о себе, он почти всегда с запланированным гневом переходил на текущие дела обеих городских писательских организаций.

Совсем недавно в частной беседе один из несостоявшихся областных классиков рационально объяснил Ахматову, что для продвижения своего творчества нужно не кочевряжиться, пренебрегая и брезгуя партийным опытом коллег, а необходимо непременно стать членом чего-нибудь отраслевого, литературного, поэтому он всё ещё и находился под впечатлением.

– В этой дурацкой писательской организации – мертвечина! Сплошные динозавры, поклоняются цензуре и злобе дня, самому младшему из них – за семьдесят! А в нашем областном литклубе, представляешь, наоборот, сплошные пацаны! У них там через слово сплошные «жру и ржу»!

Ахматов многое ещё о чем, сокровенном, писательском, рассказывал в такие душевные минуты своей жене, сердясь на внешние обстоятельства.

Жена внимательно слушала его и тихо пришёптывала, считая петли в вязанье.

А в личной жизни Ахматов по-прежнему, несмотря на временную нервность своего существования, продолжал быть честным мужчиной, верным мужем и преданным спутником. Поэтому-то в последнее время сильно страдал.

Жена Ахматова многого не знала.

Он рассказывал ей о творческом процессе действительно пространно и подробно, но не всё.

Может, именно поэтому она так себя и вела, никак не способствуя развитию его авторского дара и таланта. Ахматову казалось, что, судя по некоторым словам, ей всё труднее и труднее удавалось сдерживаться от раздражения в быту; она, вроде как, считала, что Ахматов много капризничает, стараясь каждую минуту уединяться с компьютером в углах их небольшой квартиры, требуя непременной тишины.

В один из дней она даже побледнела в споре, когда Ахматов выгнал дочек из-за стола, отослав их учить уроки на кухню. А когда он поздними вечерами валился с ног от усталости, жена обязательно затевала стирку и вежливо просила в таких случаях Ахматова встать с дивана и поправить ей стиральную машинку в ванной комнате.

Он прощал ей многое.

Но, не желая лгать и расстраивать, не говорил ей тоже о многих вещах и событиях. Пока. Ахматов умел терпеть.

Кроме всего прочего, он так ни разу и не упомянул, достаточно доверительно разговаривая с женой, что в последние месяцы им активно заинтересовалась и вторая писательская организация их города. Представители либеральной общественности по какой-то странной причине предложили его скромной персоне, при условии перехода в их ряды, обязательную обширную публикацию в ближайшем же, финансируемом из областного бюджета, ежеквартальном писательском альманахе.

По-иному начали шевелиться, обещая практическую дружбу и прежние коллеги, те, что считались местными патриотами и входили в ряды убеждённых писателей-деревенщиков.

Запахло здоровой конкуренцией.

Ахматову начало суеверно казаться, что он становится востребованным.

О косвенной причине он, конечно же, знал. Но в семье пока ничего не говорил, потому что до конца не был уверен в правильной, достойной реакции своей жены.

Причиной его неуклонно растущей популярности была женщина.

Творческие люди, каждый по отдельности и, даже будучи объединёнными в коллективы, обязательно трепетно относятся к похвалам со стороны.

На Ахматова внезапно, не имея в своей основе никаких объективных мотивов и предпосылок, обрушилась слава областного масштаба.

Совершенно неожиданно в главной общественно-политической газете региона, на предпоследней полосе, там, где обычно размещались культурные новости, информация о приездах звёзд и анонсы их драматического театра, появилась колонка с еженедельным обзором успехов местных писателей.

И в каждой такой колонке обязательно были хорошие, пространные, слова и о нём, об Ахматове.

Его хвалила таинственная незнакомка.

То есть она положительно и конструктивно отзывалась не о нём самом, не как о творческой личности серьёзного масштаба, а о его рассказах и повестях, мелькавших уже ранее в перечнях писательских организациях, членом и потенциальным кандидатом в члены которых он числился.

Анализ его текстов был честным, ярким и профессиональным.

Каждый вторник, с утра, Ахматов второпях придумывал уважительную причину, чтобы сбежать из дома к газетному киоску и жадно, сминая страницы, читал там, прямо на улице, долгожданно хорошие строчки о себе.

Каждый вторник Ахматов изумлялся точным словам незнакомки, неизменно угадывавшей то самое главное и существенное, о чём он сам когда-то хотел сказать в том или ином своём рассказе или в повести.

«Вот это да!»

Практически одновременно, через неделю после первой газетной публикации о нём, такой же, но только гораздо более обширный материал, появился и на самом посещаемом областном интернет-сайте, в разделе «Афиша».

И опять о нём, Ахматове, о его интересном, неординарном творчестве, о точном, правильном языке его произведений, признавая богатый жизненный опыт и уважая авторскую нравственную позицию, писала та же самая незнакомка.

Среди профессионально отточенных фраз критической направленности иногда проскальзывали и субъективные слова женской нежности и, даже, правда очень редко, слишком уж личностные оценки тех или иных эпизодов, когда-то уж очень сильно прочувствованных и описанных Ахматовым.

Читая такое, Ахматов замирал, но жене, оберегая её от волнений, ничего о таком повороте судьбы ни разу не посчитал нужным даже упомянуть. Хорошо хоть, что его жена, поглощённая ежедневными домашними хлопотами, совсем не читала никаких газет, да и новостные сайты и форумы её тоже не интересовали.

Пока Ахматову в такой ситуации удавалось быть честным, но история со странной покровительницей должна была иметь свой обязательный, непредсказуемый финал.

Волны докатились и до столицы.

Почти еженедельно на почту к Ахматову стали приходить именные предложения поучаствовать в том или ином литературном конкурсе; позвонила даже она крупная тётушка-издательница, голос которой Ахматов мечтал услышать последние два года.

Ей тоже было интересно и она, ссылаясь на убедительное мнение интернет-аудитории, говорила, что готова издавать Ахматова. Понемногу. Но с гонорарами.

И эту приятную инициативу Ахматов также скрыл от своей любимой жены.