«Не время… Я ещё…, наконец-то она поймёт, что я…»

С некоторым суеверием Ахматов стал прятать свой компьютер от домашних.

– Ты что-то скрываешь?

Перетирая тарелки после ужина, жена улыбнулась ему, поправила запястьем милую прядку светлых волос на лбу.

– Нет, нет! Ты что! Просто не хотел, чтобы девчонки испортили несохраненный текст…

И Ахматов неуклюже покраснел.

Любопытство терзало, но знакомых в газете у Ахматова не было, поэтому ничего узнать про автора колонки ему там так и не удалось.

Попробовал он позвонить бывшему однокурснику, владельцу того самого интернет-ресурса, который в рубрике «Афиша» умудрился совершенно бескорыстно сказать о нём столько хороших слов.

– Кто это?! Дай телефон!

Бизнесмен захохотал.

– Тайна! Мы тщательно оберегаем контакты своих авторов, конкуренция, понимаешь ли, жадные коллеги переманят стоящего профессионального критика быстро! Не рви сердце, приятель, у тебя всё нормально, уверяю. Всё по плану, радуйся жизни.

От ежедневных положительных новостей теперь захватывало дух.

Ахматов стал весел, сиял озорными глазами.

В субботу с утра он не мог долго спать, упруго вскочил, выглянул в окно, на солнечную улицу.

– Семейство, а не пойти ли нам сегодня в зоопарк?!

Закружились радостно дочки, бросились обнимать папу, соскучившись по давним развлечениям.

Улыбнулась жена, потерев тонкую усталую морщинку на лбу.

– Ты молодец, что такое придумал.

Поцеловала.

Они, всегда лёгкие на подъём, быстро собрались, дружно и дисциплинированно вышли из подъезда.

– Извини, милый, я квитанцию позабыла, куртку твою планировала сегодня забрать заодно из химчистки. Поднимешься, а? А мы с девчонками тебя пока здесь подождём…

– Эх ты, растеряша моя!

В порыве чувств Ахматов нежно обнял жену.

– На кухне, на средней полочке.

– Я мигом!

Действительно быстро, в несколько прыжков, азартно перепрыгивая ступеньки, Ахматов поднялся к себе на третий.

Не снимая дома обуви, потянулся на кухне за нужной квитанцией, задел компьютер жены на низком столике.

Экран вздрогнул изображением.

Хотелось продолжить спешить, но Ахматов всё же посмотрел на строчки текста:

«…уверена, что автор этого рассказа и в очередной раз сумел показать нам, своим читателям, чарующую густоту настоящей жизни. Его герои полны силы и нежности, страсти, любви и заботы. В рассказе чувствуется несомненный опыт профессионального писателя, мастера слова…»

У подъезда Ахматов молча и сильно обнял жену, долго не отпускал её, вздрагивая плечами.

– Ты что?!

– Потом. Всё потом, милая…

А вот если посмотреть в окно, на улицу, то там всегда происходили события…

Очередной осенний дождь весь день оставался таким слабым и неспешным, что не только дорожных луж собой не наполнил, но и густым кустам под окнами соседних домов не дал толком просохнуть.

Хорошо было видно, как знакомая дворничиха, в розовой прозрачной накидке поверх длинной тёплой куртки, обутая в тяжёлые сапоги, заботливо обходит напоследок свою территорию – участок длинной, заросшей крапивой, дорожки, протянувшейся вдоль стен старых трёхэтажек.

С одного низкого подоконника она сняла чью-то пепельницу-жестянку, вытряхнула её содержимое в чёрный мусорный мешок.

Привычно поставила банку на место.

Вперевалку, по мокрой траве, свернула, вытирая руки о подол куртки, за угол.

Медленные капли стучали по гулкому подоконнику, мелко разбивались, брызгали вверх, на запотевшее оконное стекло.

Проехал на конечную остановку почти пустой городской автобус.

Позади, в дверях дальнего помещения, послышались торопливые шаги, звякнул поднос в кухонной мойке.

– Татьяна, твой-то сегодня будет, как думаешь?

– Отстань, а…

В этот день ей совсем не хотелось смеяться и слышать чей-то необязательный смех.

Работать в кафе Таня пришла ещё в июле.

Тогда, сразу же после школьного выпускного, они с мамой всерьёз посоветовались, поплакав вдвоём, и решили, что в этом году никуда поступать не будут.

Обида томила, конечно, ведь её отличные оценки вполне позволяли рассчитывать на хорошее бюджетное место в университете, но мама была ещё так слаба после операции и не могла ездить на работу в посёлок, что Таня решительно обняла её за плечи.

– Ничего, мамуля, высшее образование за год никуда от нас не денется! Ты вот отдохнёшь, подлечишься, а я найду себе какое-нибудь временное выгодное занятие…

Мамина знакомая устроила Таню официанткой в привокзальное кафе.

Посетителей обслуживали две другие девочки, постарше её, одна даже была замужем.

Таня сама попросилась на место за стойкой во втором, маленьком, зале, где, кроме трёх круглых столиков, обычно пустовавших, стояла витрина с торговлей напитками на вынос и кассы.

– Так здесь же почти без чаевых?! На пустом окладе тебе будет неинтересно!

– Ничего. Меня устраивает.

В большом зале кафе по вечерам собирались городские компании, были и взрослые, приходили и молодые ребята; справляли какие-то юбилеи семейные люди, забредали в воскресные дни матросы из гавани, со вспомогательных военных кораблей.

Девчонки, пробегая за заказами через кухню, заглядывали тогда к ней, пробивали в кассе дополнительные конфеты, коньяк, шоколадки.

Три столика в её крохотном зале протирать после посетителей приходилось не так уж и часто.

К вечеру каждого дня в маленький зал приходил молчаливый мужчина.

Не то чтобы заметно высокий, просто худощавый, в возрасте.

Девчонки-официантки смеялись в первое время, предупреждая её:

– Да ты не бойся, он у нас совсем ручной, не кусается! Сидит обычно полчасика и уходит. Не пристаёт к нам с глупостями, чаевые даёт хорошие и свой тоник не допивает, а мы остатки другим клиентам продаём.

Одинокий посетитель всегда заказывал себе пятьдесят граммов дорогого джина и целую, не начатую, бутылочку хорошего тоника; открывал, смешивал напитки со льдом в тяжёлом стакане тоже сам.

Тоник, действительно, после него оставался.

Он был постоянно угрюм и задумчив, чаще смотрел в стакан, чем по сторонам; одежда его казалась когда-то модной, и костюм прежнего покроя, и галстук, и неправильно поглаженные рубашки.