– Я не ошибаюсь?

– Нет.

Трудно ответив, старик закашлялся, потянулся по привычке за трубкой.

– Ты готовился к этому?

– Случайность, чистая случайность, уверяю тебя! Послушай…

Проникая через большие и чистые окна заведения солнечные лучи, многочисленно отражались на лакировке мебели, на столовых приборах, убегали по сторонам, то и дело отскакивая от золота офицерских погон и наград.

Старик прищурился, лишённый козырька привычной кепки.

Сын смотрел на него долгим взглядом, оставляя для вопроса только нужные слова.

– Ещё раз… Это мой детский альбом? Правильно?

– Да.

– С коллекцией марок, которую ты всю жизнь собирал?

– Да. Но ведь…

Офицер просто обязан был быть до конца настойчивым.

– Ты ведь мне их тогда подарил, так? На мой день рождения? Навсегда?! Я правильно вспоминаю события? С тех пор прошло…, двадцать четыре года?

– Всё верно, только пойми…

– И в один из дней, тогда, давно, когда я искал подаренный тобой альбом, ты сказал мне, что марки сгорели в каком-то страшном пожаре, на каком-то старом буксире, в каюте твоего знакомого моряка, который попросил тебя дать ему альбом на какое-то время, полюбоваться? Ну?

– Почти правильно. Не горячись.

– Ты солгал мне тогда, отец! Зачем?! Ты же знал, как страшно я буду переживать потерю любимых марок, как обижусь на тебя! Зачем ты так сделал?

Одинокая чопорная старушка в углу зала отвлеклась от своего крохотного пирожного, укоризненным взглядом осуждая громкий мужской разговор.

– Стоп. Молчи. Не говори лишних слов, о которых, может быть, скоро придётся пожалеть… Лучше внимательно выслушай меня.

С лёгкой улыбкой далёких воспоминаний старик придвинул альбом ближе к себе, положил на него обе ладони.

– …Тогда, в тот самый день, у твоей мамы был день рождения. Такой же осенью, точно так же светило последнее горячее солнце. Она ждала подарка от меня, чего-нибудь хорошего, достойного её красоты и молодости, но в тот день в нашем доме не было даже хлеба. Меня обманули с оплатой за выполненную работу, я не мог ей об этом сказать, все последние дня я скрывал от неё трудность нашего положения… Я знал, я был уверен, что на следующее утро у меня обязательно будут деньги! Обязательно! А тогда…

Не поднимая глаз и тихо улыбаясь, старик бережно гладил тёмными пальцами старую замшу альбома.

– Я принял единственно правильное, как мне казалось, решение. Обмануть тебя было легко, хоть сердце моё и разрывалось от непривычного стыда. Уговаривая себя, что потом всё смогу исправить, я солгал тебе. Был уверен, что правду ты мне не простишь.

Нашёл покупателя просто.

Альбом был по-настоящему ценен, а сама коллекция – уникальна. Я просил у торговца разумную сумму, в десять раз меньшую, чем реально стоили твои марки. Истинные знатоки могли бы справедливо их оценить, но нужно было спешить, счёт шёл на минуты, а деньги… Других вариантов у меня не было!

Кулаки старика сжались, голос задрожал.

– Он видел моё отчаяние и смеялся… Жирный ублюдок! На том же самом месте, что и сегодня, в такое же воскресное утро. Он бросил мне под ноги гроши и пригрозил, что позовёт знакомого полицейского… Ну вот, такая история.

И взглядом, и рукой старик обратился к забытому коньяку.

– Ты ведь простишь меня, а, сын?

Случайный солнечный луч как-то странно отразился от нашивки на рукаве офицерского кителя и блеснул в его повлажневших глазах.

– Давай-ка лучше выпьем, отец!

И моряк лихо, так, чтобы не было видно его лица, запрокинул коньячный стакан над собой.

А к столику уже торопился, счастливо показывая им издалека маленький металлический поднос со сладостями, мальчик.

Офицер накрыл своей ладонью ладонь старого отца, по-прежнему лежащую на альбоме.

– Ты прав. Теперь мне есть, что сказать нашему малышу…

И, решительно обернувшись, улыбнулся, встал из-за столика, шагнул навстречу.

– Эй, сын! Только что сообщили важную новость – мой корабль уходит в боевое океанское плавание, надолго, почти на год! Ты ведь будешь по мне скучать!? Ты будешь ждать моего возвращения?