Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выругалась. В голос или нет, не суть. Мерседес стоял с открытой дверью. Вашу ж… Сразу стало холодно, не по себе и даже страшно. Машина была закрыта, а вот дом мы оставляем почти что нараспашку. Ёлы-палы… Вино придало смелости и я решила проверить машину. Взять в ней было нечего, но могли же разбить окно, я не видела стекла вообще… Что?
Хорошо, я помнила цвет шорт, в которых был Кузьма, а то бы закричала, увидев в машине мужика. Или я не закричала, потому что стормозила… и успела увидеть, что сиденье водителя просто-напросто откинуто назад. Кузьма спал. На соседнем сиденье валялся его телефон. Что за фигня?!
Черт, я, кажется, спросила это вслух, и Кузьма открыл глаза.
— Что ты тут делаешь?
— Что я? — Просто так вишу на открытой дверце с опущенным полностью стеклом. — Что ты тут делаешь?
— У меня был рабочий звонок, — сообщил он сонно, широко зевнув. — Я орал. Боялся тебя разбудить.
Он приподнялся, схватившись за руль, и замер.
— Ты пила?
Вот же гад! И даже не принюхивался. Неужели от меня так разит?
— И тебе не стыдно?
— А тебе? — выдала я в ответ.
— У меня было вынужденное распитие спиртных напитков в гордом одиночестве. А тебе я сказал — станет скучно, буди.
— А мне не было скучно…
Я смотрела ему в глаза, чуть наклонив голову.
— А чего тогда пришла? — он смотрел исподлобья.
— Я гуляла, — почти не соврала я.
— Нагулялась?
Я промолчала, не найдя достойного ответа.
— Ложись рядом, — и он откинул спинку пассажирского сиденья. — Воздух хороший. Почти что палаточный отдых.
— Хороша палатка — Мерседес!
— Чем богаты, тем и рады. Залезаешь?
И я залезла. Рука машинально потянулась к ремню безопасности, и я засмеялась вместе с Кузьмой.
— Принести вина? — спросил он, полностью повернув ко мне голову.
Я помотала своей и почувствовала легкое головокружение.
— Я и так… Уже…
— Чего так? — не унимался он.
— Пьяная.
— Насколько?
— В плане?
— Насколько пьяная? Не знаешь?
Я молчала. Не знала, что ответить.
— Давай проверим?
И прежде чем я сообразила, о какой проверке идёт речь, он перегнулся к моему креслу и поцеловал меня. Даже так — чмокнул в губы, как в наш первый раз много-много лет тому назад и здесь, совсем уж недавно, в соленой деревне, на чужой кухне, на пороге такой же чужой спальни. И уставился мне в лицо с немым вопросом. Или он что-то сказал, просто у меня заложило уши?
— И что говорит твоя лакмусовая бумажка? — спросила я слишком громко, точно пыталась перекричать разбушевавшуюся кровь.
— Важнее, что скажет твоя…
Снова смотрит мне в глаза. Взгляд как зеркало. Я действительно увидела в нем свое отражение. Нет, блин, просто краем глаза зацепила зеркало, когда увиливала от его пронзительного взгляда. Что же он так тяжело дышит? Или это я? Да нет же, цикады… Или…
— Я могу вам чем-то помочь?
Дебильная машина! И мы оба закричали:
— Заткнись!
По-русски. Она заткнулась. Быстро учится, эта немецко-английская коза…
— Кузя, так нельзя…
— Даша, так нужно…
Его рука была уже глубоко во мне, а он по-прежнему в своём кресле, зажатый рулем и каким-то там его честным словом…
— Давай нормально… — я едва дышала.
Внутри все горело, бурлило, пульсировало — и грозило взорваться… И не факт, что пальцы Кузьмы при этом не оторвёт к чертовой матери…
— Только после тебя…
Что после меня? Спросить я не успела — он снова поцеловал меня: до кровавых губ или кровавого тумана перед глазами. Вторая его рука соперничала с губами на груди. Я чувствовала холод кожзаменителя, но он не пугал, я наоборот вжималась в спинку так, что могла оставить на ней и свою кожу тоже. Руку я уже напрочь отбила о дверцу, которую по дурости захлопнула и сейчас пыталась просунуть пальцы между его ладонью и моей грудью, но он отталкивал меня с той же настойчивостью, что и прикусывал язык, или он наоборот кусался, чтобы я прекратила с ним драться… Тогда я схватилась за запястье другой руки и в этот момент могла бы вовсе остаться без языка.
— Я не остановлюсь, — прохрипел он мне в глаза, собирая языком влагу со лба. — Даже если наступит утро…
Затем снова схватил мои губы и потянул на себя, вытягивая тихий стон, а за ним ещё и ещё… Мне хотелось врезать ему коленкой, но до него я не дотянулась, потому досталось машине и мне… Но вскрикнуть я не успела. Нет, успела, но совсем не из-за коленки. Кузьма прижался ко мне лбом и слушал, слушал, слушал мое прерывистое дыхание. Я снова потянулась коленом вверх, но он убрал мою ногу от несчастной машины и прижал к креслу.
Я молчала, хотя и понимала, что должна что-то сказать, но на ум ничего не приходило… Ума вообще в тот момент не было — голова абсолютно пустая неподвижно лежала на подголовнике, а потом, как болванчик, свалилась в сторону, и губы Кузьмы приземлились на щеку.
— Спасибо, — сказала я и покраснела.
Если, конечно, могла покраснеть ещё сильней. Лицо безбожно горело, и я искала левой щекой спасительный холод чёрной кожи сиденья.
— Я-то тут при чём? — шептал мне в ухо Кузьма. — Это все ты…
— Это ослиное вино, — я повернула голову и ткнулась губами в подбородок Кузьмы. — Я вышла за вином, а нашла тебя…
— Себя, — поправил он таким же сиплым, как у меня самой, голосом. — Ты нашла себя…
— Тебя… — я ухватилась обеими руками за его влажную шею. — И хочу дальше искать…
— Не надо…
— Почему?
Моя рука скользнула под руль на топорщащиеся шорты. Он стиснул зубы, но не сумел проглотить стон.
— Оставь, там уже все мокрое… Нельзя…
— Я принесу…
— Пошли в дом.
— Нет! — Кузьма даже вздрогнул от силы моего голоса. — Здесь!
— Здесь неудобно…
— Что ж ты такую маленькую машину снял?
Он схватил меня за шею и думала придушит: губы так и растянулись в улыбке.
— Я использую машину только по назначению, — он тоже улыбался.
— В первый раз, значит, да?
— Да, Даша, да…
— У нас все с тобой в первый раз… Отпусти!
И он сменил мою шею рулем. Его сломать было куда труднее. Я рванула ручку дверцы и прижала себе палец. Черт! Да и фиг с ним. Главное, на гравии не растянуться. И проскакать до дверей в дом не ослицей, а козой, причем горной! За углом я все же сорвала скрученные трусы, но выжимать не стала, так и бросила в стиральную машину и, схватив с тумбочки в комнате Кузьмы пачку презервативов, поскакала обратно к Мерседесу.