— Нам одного хватит…

Я ему чуть не засветила коробкой между глаз. Он уже перебрался на пассажирское сиденье, оставив на водительском сиденье только… телефон. А где шорты?

Он оказался умнее меня — превратил их в подстилку. Тогда я схватилась за сарафан, но Кузьма поймал мою руку.

— Не дразни меня голой грудью. Буду как лисица с виноградом. Тебе меня не жалко?

Я помотала головой.

— Зараза! — он схватил меня за талию и затянул в машину.

Дверь мы не закрыли. Не смогли, руки были заняты другим… И губы, и ноги… Особенно ноги, они искали в крохотной машине свободное место и не находили… Тогда нам остаётся только прижаться друг к другу и попытаться снять у машины крышу…

— Ты похожа на Атланта, — Я взглянула вниз на распростертого на чёрной земле поверженного Титана. — Не урони небо, а то пришлепнет обоих.

А я его не собиралась ронять. Я поднималась по небесной лестнице — медленно, но верно, шаг за шагом, небо за небом, пока не добралась до седьмого, но на пороге испугалась, замерла. И Кузьма пришёл на помощь, стиснул мне бёдра и подтолкнул вверх, и едва тронув обжигающее седьмое небо, я кубарем покатилась вниз и рухнула, едва живая, на ходящую ходуном грудь Кузьмы, решив больше с неё не подниматься, никогда, ни за какие сокровища мира…

— Даш, если ты решила спать…

Я попыталась приподняться. Нет, это Кузьма поднял меня, чтобы избавиться от резинки… Отбив себе все локти, я умудрилась выпустить Кузьму наружу, оставшись дохлой тушкой лежать в машине.

— Выходи!

Открыв глаза, я не сразу сообразила, что за дуло на меня смотрит. Это была насадка на шланг.

— Ты рехнулся?

Я даже руки к лицу подняла и коленки к животу подтянула.

— Выходи! — Голос до жути серьезный. — Кто помидоры поливать будет? Я?

Идиот!

Впрочем, я не была уверена, что назвала Кузьму настоящим именем вслух!

Кое-как нащупав сандалии, я вылезла из машины, но протянуть руку к шлангу не успела — он выстрелил мне в живот, и пришлось отпрыгнуть в сторону.

— Совсем идиот?

У меня, кажется, получился не вопрос, а утверждение. Констатация факта!

— Даш, у тебя под ногой второй шланг! Давно ты в брызгалки играла?

Я чуть не навернулась о резиновую змею. Схватила ее и выдала ответную очередь противнику в грудь. Вода на удивление тёплая, как и ночь. Или это я горю…

— Отступай к помидорам! — скомандовал Кузьма, и я попятилась, то и дело жмурясь, хотя бил он в основном по ногам.

— Хватит! — наконец закричала я, прекратив визжать. — Помидоры побьем!

И мы остановились в позе писающих мальчиков. Помидоры были в шоке. Надеюсь, что никто из дальних соседей не услышал моих диких воплей и не вызвал полицию.

— Даш, для согрева?

Кузьма тряс бутылкой. Я кивнула. Он налил бокал до краев, а сам отхлебнул из бутылки.

— А где тост? — закричала я.

И он опустил бутылку.

— Он у нас уже традиционный. За первый раз!

Я шарахнула по бутылке бокалом, и тот разлетелся у меня в руках вдребезги, залив все вокруг вином.

— Не порезалась? — бросил бутылку Кузьма.

Я крутила в пальцах одинокую ножку.

— Кажись, нет.

— Тогда на счастье! — заключил он и протянул мне через стол руку, чтобы отвести от того места, где в темноте валялись осколки. — Утром уберём. Как всегда! — уже со смехом добавил он.

Тут только ржать и оставалось. И ещё схватить бутылку. Сколько в ней глотков? Нам хватит…

— Даш, сними с себя мокрое…

— А ты на что? — и я перекинула руку с бутылкой ему через плечо.

Кузьма ловко вывернулся и, выдрав бутылку у меня из рук, разлил оставшееся вино по новым бокалам — оказалось совсем на донышке.

— Даша…

Я мотнула головой — если замёрзну в мокром, это будет на его совести. Он понял намек и потянул бретельку с плеча, сначала пальцами, потом губами и закончил уже зубами. Издевается! Я оттолкнула дурака и скатала мокрую ткань к ногам. Он вернулся ко мне голой с бокалами.

— На брудершафт?

Он не стал спорить, и мы переплелись руками — давно нам пора бы уже познакомиться.

Вино огнём разлилось по жилам, и последние капли мы уже пили с губ, не своих… Кузя выудил из моих пальцев пустой бокал — два "на счастье" за один вечер будет перебором. Свободной рукой я вцепилась ему в волосы и притянула к себе, чтобы он не вздумал отрываться от моих губ — никогда…

— Почему сюда? — оторвалась я сама, когда Кузьма открыл дверь в свою комнату.

— В твою постель ты пускаешь меня только спать, — улыбнулся он, и через секунду мы рухнули на смятую нами вчера кровать.

Я снова потянула на нас простыню, но Кузьма прижал мою руку к матрасу.

— Я хочу тебя видеть, всю…

Он не закрыл дверь, и оттуда к нам врывался притушенный свет, точно отсвет горящих свечей. Я прижала его к себе свободной рукой, но он снова отстранился.

— Я же сказал, что хочу на тебя смотреть…

Он злит меня специально, да? И я рванула его на себя, впившись в плечи уже обеими руками. Он не сопротивлялся, а что ему могло не нравиться? Он смотрел на меня губами… А мне достаточно было чувствовать его. Руки мне не подчинялись — они сами искали и находили то, что заставляло Кузьму дрожать всем телом. Мы не говорили, мы только вздыхали, пока вопрос не встал ребром — кто идёт в машину?

— Кузя… — простонала я, и он доковылял до чемодана, куда швырнул все наши покупки из Дубровника.

Новая пачка. Жалко, что ли?

Я не помнила, сколько позвонков у человека, но решив пересчитать их губами, слишком долго нащупывала каждый и не успела добраться до шеи, когда он резко толкнул меня на подушку.

— Кузя…

— Даша…

А что хотели друг другу сказать — забыли. Или изобретали новый язык, тайный, пока непонятный даже нам самим, состоящий пока из одних лишь звуков, но пусть они скорее обретут слова, даже если эти слова будут идентичны нашим именам:

— Даша…

— Кузя…

Скорее всего я ничего не говорила… У меня не было сил даже рукой пошевелить… Две пробежки за один день… Сейчас меня тоже можно выжимать жгутом или встряхивать… Но Кузьма меня просто поднял. Зачем? Лежала ведь, никого не трогала. А ему, наверное, и захотелось — потрогать…

— Блин, я куплю ящик этого осла… — выдал он мне в ухо, а я уткнулась губами ему в плечо:

— Думаешь, у меня по-трезвому никогда не получится?