Король слушал меня, не прерывая. И пусть я толком не видела в сумраке его лица, но взгляд чувствовала отчетливо. Он был тяжелым, и это только распаляло еще больше.

— Стало быть, вам пришлось не по нраву мое появление? — любезно уточнил государь, но… не напугал.

Сейчас я была слишком возмущена, чтобы опасаться и выбирать слова. Однако я сдержалась. Вместо ответа я дернула шнурок колокольчика, и карета остановилась.

— Что вы творите? — сухо вопросил государь.

В это мгновение кучер, успевший слезть с козел, открыл дверцу кареты, и я вышла наружу. Холодный воздух остудил горящую кожу, позволив взять себя в руки. От кареты я не ушла, стояла рядом, подняв лицо к небу, и смотрела на звезды, сегодня не скрытые облаками. Постепенно кровь моя начала замедлять бег, и сердце застучало ровно.

— Я хочу пройтись, — сказала я, не глядя на короля, теперь стоявшего рядом.

— Хорошо, — ответил он, но нотки раздражения в его голосе всё еще присутствовали.

Его Величество подставил локоть, и я не стала сопротивляться. Оба гвардейца, сопровождавшие нас: мой и государев — спрыгнули с запяток кареты. Они пристроились позади, не мешая и не привлекая внимания.

— Поезжай во дворец, — обернувшись, велела я кучеру.

— Как угодно, ваша милость, — ответил он с поклоном.

После забрался на козлы, и вскоре карета обогнала нас с королем. А мы брели по улице, освещенной фонарями, не спеша нарушить вновь воцарившееся молчание. Пока я была у родителей, пошел снег. Пухлые снежинки постепенно устилали тротуары и мостовые, накрывали фонари пушистыми шапочками и без плечи людей, оказавшихся среди этого медленного и плавного кружения белых холодных «мотыльков». Я подставила руку, поймала одну из снежинок в раскрытую ладонь и сдула ее под непроницаемым взглядом государя. Наконец он не выдержал:

— Вы не ответили на мой вопрос. Вам неприятно мое общество?

— Приятно, Ваше Величество, — сказала я. — И все-таки этот день был посвящен моим родным, и мне казалось, что я имею право на встречи с ними без надзора. Однако вы, будто охотник, идете по моему следу и пытаетесь поймать в капкан вздорных и пустых обвинений, а я даже не понимаю, чем провинилась перед вами. Отчего вы решили уличить меня в несуществующих грехах?

— Дерзите, — усмехнулся монарх. — Снова дерзите и не думаете, что перед вами ваш король.

— Ни на минуту не забывала, кто передо мной, Ваше Величество, — заверила я его. — Но вы оскорбили меня незаслуженно и без оснований, мне неприятно.

— А мне было неприятно не увидеть вас там, где вы должны были находиться, — сказал он уже совсем спокойно. — И я не выслеживал вас, лишь хотел развлечь, но обнаружил то, что обнаружил, и мне это не понравилось.

Я обернулась к нему. Развлечь? Вряд ли государь желал меня развлечь, придя в особняк Тенерис. Он умный человек и понимает, насколько сковывает его общество людей, далеких от Двора. Впрочем, сковывало оно и придворных, только его приближенные ощущали себя свободно рядом с монархом. И значит, развлечение ожидало нас вне дома моих родителей. То есть король хотел попросту забрать меня для какой-то забавы, выдуманной с одной лишь целью вернуть себе мое внимание… Или тут кроется что-то еще?

— Могу я узнать, чем вызваны ваши подозрения? — спросила я вместо ответа на слова государя.

Мы прошли еще несколько шагов, но вдруг король остановился и развернулся ко мне лицом. Теперь его взгляд стал пристальным и пытливым.

— Ришем ушел вскоре после того, как вы отбыли из дворца, — произнес государь, наблюдая за мной.

Я ответила взглядом, полным недоумения. Однако монарх опять замолчал, и я задала вопрос:

— К чему был упомянут его светлость, государь?

И вновь ответом мне была тишина. Нахмурившись, я вспомнила о Дренге и его предупреждении, даже решила на миг, что он все-таки рассказал королю о той паре фраз, которыми мы обменялись с герцогом на оглашении помолвки, но быстро эту мысль откинула. Не для того граф старался вернуть меня ко Двору, чтобы начать плести интриги за моей спиной, притворяясь другом. Зато…

— Новый слух, государь? — полюбопытствовала я. — Ожидаемо. Даже представляю, кто его пустил. Не представляю лишь одного, как вы могли поверить сплетням. Или же вы вовсе мне не доверяете? — едва отведя взгляд, он посмотрел на меня, и я продолжила: — И какого же вы хорошего обо мне мнения, если думаете, что я подпущу к себе человека, желавшего опоить меня, обесчестить и погубить.

— Он был влюблен в вас…

— О, — я всплеснула руками: — Как же я могла не проникнуться силой любви подлеца?! Его страсть слепит грязью, поглядите, государь, мои глаза заляпаны!

— Шанриз…

— Однако даже через этот слой я вижу всю унизительность того, что вы верите лгунам, — я выдохнула, но продолжила по-прежнему едко: — Стало быть, вы появились у моих родителей, гонимый жаждой увериться в правоте слухов?

— Я не поверил! — воскликнул король, и я криво усмехнулась: — Я пришел, чтобы забрать вас и развлечь…

— Правда? — с иронией уточнила я.

— Да! — рявкнул монарх. — Однако когда не нашел вас, мне вспомнилось, о чем мне доносили…

— Вы дали мне день отдыха…

— Отпущенное вам время было достаточным…

— Но вы его решили сократить…

— Я хотел вас видеть!

— Чтобы убедиться в моей виновности?

— Чтобы убедиться в обратном, — отчеканил король и отвернулся, а я вновь усмехнулась. Значит, все-таки проверял.

— Вы удовлетворены, Ваше Величество? Вы получили неоспоримое подтверждение моего вероломства? Ваш доносчик ведь достоин доверия больше, чем я, не так ли? — спросила я с холодной учтивостью. — И что теперь? Я буду заперта во дворце или же изгнана?

Его Величество стремительно развернулся. Мы встретились взглядами и с минуту буравили друг друга, испытывая на прочность и упрямство.

— Проклятье, — тихо выругался король. — Я доверяю вам, Шанриз, но не чувствую уверенности. Вы не подпускаете меня, держите на расстоянии, однако с другими…

— Государь, молю, остановитесь! — воскликнула я, уже понимая, что он повторит уже сказанное однажды про мое отношение к Дренгу, Элькосу и Гарду. — Я знаю, что вы сейчас скажете, но это ведь всё неверно. Я чувствую себя вольно с теми, в ком не вижу мужчины… в ком не чувствую опасности увлечься… Боги, — я сердито притопнула ногой. — Поймите же, что я хочу сказать, государь, прошу вас.

Король шагнул ко мне и заглянул в глаза.

— А во мне, стало быть, видите? — спросил он.

— Я ведь говорила вам это, — с упреком ответила я. — Я была и остаюсь искренней с вами, государь. Что до других мужчин, то я не позволяла и не позволю за мной ухаживать, не приму знаков внимания и подношений. Меня могут сколько угодно называть легкомысленной за то, что я служу помощником вашего секретаря и передвигаюсь по городу без сопровождения родственников, но истинное легкомыслие мне не свойственно. Вы это сами отмечали. Я не мечтательница и не кокетка.