Джинго засмеялся, хотя слышал от Муса эту шутку уже не в первый раз.

– Конечно-конечно, но ведь они распространены по всему миру. По всей чертовски большой планете.

– Вся наша доля находится здесь.

Отрубив руки мужчине в толстовке от Армани, Джинго швырнул его перед Мусом. – Это да, но посмотри, сколько мы снимаем с доски. Я слышал, что ребята, которые работают на изгороди в Северной Калифорнии, убирают пятьдесят тысяч в день. В день!

– Во-первых, это чушь собачья.

– Нет, я слышал об этом от…

– А во-вторых, заражено триста двадцать миллионов человек. А на изгородях у нас работает сколько – тридцать тысяч? Возможно, меньше. Думаю, тысяч двадцать пять с хвостиком.

– И что же?

Раздробив очередную голову, Мус остановился, чтобы смигнуть пот с глаз. Чтобы предотвратить скопление пота, он нанес смазку вокруг глаз, но это не помогло. Вытереть пот он не мог, поскольку черная кровь и кусочки зараженного мяса покрывали всю его одежду – от плеч до кончиков пальцев. Они все видели, что произошло с ребятами, допустившими подобные ошибки, – некоторые из них теперь оказывались здесь, среди стенающих толп.

– А то, что на зачистку мертвецов понадобится чуть меньше вечности.

– Ну, в своей книге Тони говорит, что решение небольших проблем приводит к небольшой личной выгоде. И только когда ты решаешь величайшую проблему, твой потенциал раскрывается полностью.

– Ну-ну.

– Безусловно, – сказал Джинго, разрубая труп, на который даже не взглянул.

У него это прекрасно получалось. У них у всех это прекрасно получалось. Периферийное зрение и мышечная память – вот их главные навыки. Джинго иногда шутил, что он может выполнять эту работу с завязанными глазами. Среди запаха гниения живых мертвецов и постоянных стонов, которые те издавали, нужно быть идиотом, чтобы дать одному из них к себе подкрасться. С этим соглашались многие, включая Муса, хотя Мус никогда не сводил глаз с зараженных. Никогда. Он заглядывал в лицо всем, кто проходил сквозь защитную стену – даже тем, кого не ликвидировал сам. Это входило в его личный ритуал, и он никогда никому не рассказывал о его значении. Тем не менее для его духовного возрождения было чрезвычайно важно видеть каждое лицо и осознавать – пусть даже мимолетно, – что зараженные тоже люди, чтобы никогда не терять уважение к падшим. Все он умирали, охваченные болью и страхом. Каждый из них был членом семьи, членом общины. Каждый из них надеялся на будущее, хотел жить и любить. Все они стали жертвами эпидемии, которая украла у них жизнь и превратила в монстров.

Мус не хотел и не мог считать это окончательной формулировкой. Для него они всегда будут людьми. Мертвыми? Да. Зараженными? Конечно. Опасными? Разумеется. Но все-таки людьми.

Джинго относился к этому иначе. Возможно, это было частью его напускного оптимизма, но он редко смотрел на лица и, подобно многим другим членам коллектива, обычно называл зараженным зомби, зомами, вонючками, гниляками, сизыми, трупаками и всеми прочими эпитетами, получившими распространение после эпидемии. Мус уже давно решил, что Джинго боялся сделать то, что Мус должен был сделать – признать человечность, пусть прошлую, тех, кого они убивали. Джинго не смог бы заплатить такую цену. А Мус понимал, что, если его друг когда-нибудь такое признает, это его сломает.

От этой мысли ему становилось грустно. Временами Джинго немного походил на идиота, и вообще он не был похож на гения, но от него исходил свет. Да, мальчишка излучал свет, а мир стал таким темным…

Поэтому в течение всей смены Мус вызывал Джинго на разговоры с тем, чтобы он мог подробно изложить свою новую теорию. Развить свои размышления о том, что поможет ему выбраться из нынешнего ада в более светлое будущее. И неважно, каким нереальным и неправдоподобным оно может быть. Что, если этот мальчишка станет постапокалиптическим профессором Панглоссом?[31] Кто знает – может, это и вправду лучший из всех возможных миров, обещающий завтра еще больше возможностей.

Логика здесь какая-то извращенная, но Мус понимал, в чем тут загвоздка. Слушать Джинго было в сто раз лучше, чем прислушиваться к собственным угрюмым и нигилистическим мыслям. Возможно, мальчишка спасает их обоих от того состояния, когда они спрыгнут с ума, обольются соусом от бифштекса и беззаботно выскочат за ворота навстречу голодным мертвецам.

– Все сводится к тому, во что мы верим, – сказал Джинго, разрубив еще двух мертвецов. Руки взлетели в воздух, а ноги повисли на сухожилиях и брякнулись прямо навстречу Мусу. Удар, еще удар, падение, голова разлетается на куски. Снова и снова. – Именно об этом писал Тони Роббинс. Я имею в виду… ведь что такое вера? Я скажу тебе, чувак, – это ощущение уверенности в том, что означает та или иная вещь. Что нам нужно сделать – это изменить то, во что мы верим, так, чтобы оно совпало с тем, чего мы хотели бы добиться в будущем.

– Хорошо, – сказал Мус, стараясь ему подыграть, – и как же нам это сделать?

– Ну… Я еще не закончил эти главы, но, судя по тому, что я уже прочел, смысл заключается в том, чтобы с помощью своей идеи найти то, что ее поддерживает. Это дает понятие того, что мы называем стабильностью. Если идея вот так вот стабильна, ты можешь перейти от простых размышлений о ней к вере в нее.

Мус видел, как лезвие Джинго молниеносным движением отделило изящные кисти от стройных рук той, которая некогда была удивительно красивой женщиной. Даже сейчас можно было разглядеть, что некогда она была просто великолепна, с прекрасной фигурой и массой золотистых волос. Лезвие опустилось и прошло сквозь ногу, выглядывавшую в разрез длинного серебристого платья. Взмахнув кувалдой над ее головой, Мус мысленно произнес то, что говорил всегда:

– Мне жаль.

– Так вот, Тони говорил, что прошлое не равно будущему, и я думаю, что это же относится и к нашему настоящему. Мы знаем, что обстоятельства должны измениться. Или мы уничтожим гниляков и все построим заново, или нет. И я думаю, что мы этого добьемся, так как, хотя они превосходят нас численно, мы умнее и способны работать вместе. Когда мы покончим с изгородями, то будем выращивать урожаи. На следующий год в это время мы будем есть свежие овощи, а может быть, даже бифштексы.

Мус чуть было не сказал, что будет очень сложно найти полезные семена, которые не являются генномодифицированными и не дающими потомства. Им нужно будет найти семена, которые никогда не были генномодифицированными, но как они об этом узнают? Как они будут это проверять?

Он чуть было не сказал этого, но все-таки не сказал.

Удар, еще удар, падение, голова разлетается на куски.

– Тони много писал о том, что не бывает провалов, а бывают лишь результаты, – сказал Джинго. – Поэтому мы не должны рассматривать это лишь с той точки зрения, что нас вздрючили. Да, это произошло, но теперь нам надо собраться, принять меры и уйти от этого. Нам нужно сделать будущее таким, как мы хотим, а не стонать и плакать о том, как обстоят дела.