Оказалось, еще как будут.

— Господин, — в голосе охранника звучит почтение, — там посыльный с сообщением.

— Он сказал, с каким? — зевая, поинтересовался я, по тону охранника сообразив, что ничего неприятного не произошло.

Когда случается беда, слуги имеют обыкновение прибегать с выпученными глазами и орать истошными голосами.

— Да. Ваше судно входит в гавань.

— А! И долго… оно будет входить? Я имею в виду, когда наконец причалит? — прикидывая, успею я позавтракать или нет, бурчу, натягивая одежду.

— Часа через три, — недоуменно сообщает Алим, не найдя на моем лице соответствующих такому событию эмоций.

Ну да, я, наверное, должен был сейчас изобразить танец дикарей с южных островов или устроить импровизированный молебен в честь всех останских богов, которых в местном пантеоне чуть ли не три сотни. На каждый случай жизни свой.

— И нужно было меня будить так рано? Ладно, иди. И скажи Тошипу, что скоро я приду в кухню пить чай, — отправляю охранника из спальни, но он смущенно мнется. — Алим, — поняв, что нужно раз и навсегда разобраться с проблемой общения, делаю к останцу пару шагов, — я никогда не жил в Дильшаре, лишь был тут по делам пару раз и потому могу не знать каких-то правил. Поэтому, если ты заметишь, что я делаю что-то не так, подсказывай, пожалуйста, или потихоньку исправляй сам. Что я сейчас сделал не так?

— Прости, господин, я не знал, — с невольным облегчением вздыхает охранник. — Нужно позвать посыльного в дом и хорошо накормить за добрые новости. Тошип уже жарит мясо. Потом нужно сесть в повозку и ехать на пристань, кидая медные монеты нищим. На пристани нужно стоять и бросать монеты в воду, чтобы судно удачно причалило.

Ох и заморочки! Прямо цирк, а не деловая встреча. Они там, в Этавире, разве не знали, что я терпеть не могу таких представлений? Не могли подогнать мне простенький караван, надеюсь, ему не надо посыпать дорогу медью?

— А нельзя послать вместо себя помощника? — еще надеясь увильнуть от этой церемонии, с надеждой спросил я, но охранник только сочувственно покачал головой.

Показалось мне или в глубине его глаз точно прыгали веселые чертики?

— А много нужно разбросать мелочи? — надеясь, что у Рудо не найдется нужных монет, обреченно ворчу я, и тогда в комнату с достоинством входит Саркин, неся на круглом подносе несколько туго набитых мешочков.

— Два-три разбросайте по дороге, причем около пристани нищих будет больше, остальные в воду. И старайтесь бросать не слишком глубоко и не в том месте, где причалит судно. Деньги достают дети бедняков, а нырять на глубину им трудно.

— А нельзя этим детям просто отдать квадратики?

— Они не возьмут, — с жалостью глядит на меня домоправитель, — берут только нищие. А для детей это заработок.

Идея бросать деньги с причала уже не кажется мне совсем ненужной и вредной, и я со вздохом начинаю натягивать сапоги.

Парнишка, сидящий на кухне за чисто выскобленным столом, вовсе не похож на человека, обильно завтракающего каждый день. Что, разве грузовые суда приходят в огромную Дильшарскую бухту так редко? Или вестники бегут к судовладельцам наперегонки? Тогда не похоже, чтобы такой заморенный подросток мог кого-то перегнать. Или ко мне как к новичку послали самого захудалого гонца? Все эти вопросы волной вскипают в моем мозгу, и я вовсе не желаю оставлять их без ответа.

Пока я пью чай, а мальчишка жадно глотает мясо, Тошип наперебой с Саркином рассказывают, как обстоят дела. На пристани обосновалось около двух десятков малолетних гонцов, и они образовали нечто вроде гильдии. Сообщения о приходе судов доставляют по очереди, и в среднем раз в три-четыре дня каждому удается наесться до отвала. Что все окружающие считают вполне нормальным.

Только не я.

План созрел мгновенно, едва я заметил, как парнишка воровато сунул за пазуху кусок мяса. Небось собирается угостить кого-то из друзей.

— Тошип, отодвинь от него блюдо, иначе мальчишке будет плохо, — командую повару, и он, осуждающе поджав губы, послушно отодвигает от мальчишки еду. — А теперь принеси корзинку, не слишком маленькую, чтобы хватило на всех, и сложи туда всю эту еду.

— Что ты хочешь сделать, господин? — осторожно интересуется Саркин, с какой-то болезненной надеждой всматриваясь в меня.

— Ввести новую традицию. Ведь все традиции когда-то бывают новыми, не так ли?

Через несколько минут мы величественно отъезжаем от ворот, наняв самую просторную повозку. Рядом со мной сидит Рудо, держа в руках сумку с медной мелочью, а возле возницы важно восседает впечатленный историческим моментом зарождения традиции гонец, цепко прижимая к груди запашистую корзинку.

Хотя вряд ли он понимает до конца всю значимость моего поступка. Зато Рудо сразу сообразил, что богатые судовладельцы, соревнующиеся между собой в количестве разбросанной меди, вряд ли проигнорируют это нововведение. И из чувства соперничества, ради которого они копят свои богатства, забыв в какой-то момент, что изначально мечтали просто о хорошей жизни. И в угоду маниакальному суеверию, особенно сильно развитому среди мореходов и караванщиков.

На пристани нам пришлось провести почти два часа, и мне уже начинало казаться, что это никогда не закончится. Бульканье меди о сонную поверхность утреннего моря, плюханье в воду детских тел, визги, брызги, подсчеты добытых денег, споры и даже ссоры. Признаюсь честно, я вовсю шельмовал, бросая монеты в воду почти у ног самых маленьких и худеньких мальчишек. А едва старшие бросались оттеснять малышей, подмигивал тем, показывая глазами место следующего броска. Публика довольно быстро раскусила мою игру и с южной активностью включилась в нее, десятками орущих глоток подсказывая малышам мои намерения.

Судно причалило как раз в тот момент, когда я доставал последнюю горсть монет из последнего мешочка. И пусть простит меня Джус, но первоначальное желание сэкономить часть его денег, бросая квадратики понемногу, исчезло как лед на сковороде, едва я увидел горящие надеждой глазенки на худеньких лицах.

Капитан встретил меня у трапа и, почтительно кланяясь, проводил в свою каюту. От встречи с этавирским кораблем в его глазах остался застарелый страх, и мне пришлось очень постараться, чтобы его рассеять. Совершенно невероятную и, на мой взгляд, идиотскую историю о полученном наследстве и патологической любви к судам и экзотическим странам он проглотил покорно, как тяжелобольной пилюлю.

После чего отдал мне кипу документов и повел показывать зверей. Вот тут и рухнуло все мое безразличие. Сотни клеток с птицами и мелкими зверушками, ящерицы, змеи и даже несколько полумагических существ, как обычно, привели меня в сентиментальное состояние.

Капитану крупно повезло, что все животные находились в довольно комфортных условиях, насколько это позволял размер трюма и палубы. Иначе ему пришлось бы значительно хуже. Впрочем, он и так краснел и бледнел, а под конец даже пробормотал, что я намного строже, чем его предупреждали. Интересно, и кто это там такой знающий нашелся?