Под звон станционного колокола, крики носильщиков и голос проводника, что-то громко объявляющий толпящимся у вагона пассажирам, я вышел из купе. Сойдя на перрон, стал неторопливо пробираться через суетливую и многоголосую толпу к небольшому зданию вокзала, как вдруг неожиданно почувствовал на своей спине чей-то чужой взгляд.

«Соврал немец. Они там не одни были».

Войдя в здание вокзала, резко свернул и подошел к большому окну, выходившему на перрон. Несколько минут наблюдал, но ничего подозрительного не заметил.

«Неужели показалось? – но уже через секунду мое мнение поменялось. – Не показалось».

Из вагона выскочил проводник. Мужчина с длинным носом и пышными усами. Его бледное лицо и выпученные от страха глаза говорили о том, что он или работал на германскую разведку, или был просто куплен, но так или иначе, увидев меня выходящим из вагона, забеспокоился, открыл купе и обнаружил трупы. Несколько секунд он стоял, дико озираясь, но стоило ему увидеть полицейского, как сразу кинулся к нему со всех ног.

Я, в свою очередь, развернулся и, не торопясь, чтобы не привлекать излишнего внимания, вышел из здания железнодорожного вокзала. Идя по улице, я пытался придумать оптимальный вариант своего возвращения в Берн. Самый простой способ – это возвращение на вокзал и покупка билета на обратный поезд, но он уже был нереален. Проводник меня опишет полиции, и первым под наблюдение попадет вокзал и близлежащие улицы, а затем патрули и филеры начнут прочесывать город. Следовало искать другой способ.

Уже, когда я шел по центральной улице городка, мне стало понятно, что здесь мне не укрыться. В нем проживало семь-восемь, ну, может, десять тысяч жителей. К тому же они тут все друг друга знают, а значит, чужак, особенно моих габаритов, здесь будет на виду.

«Надо как-то исчезнуть».

Время у меня пока было, так как от Пашутина я знал, что местные службы неторопливы и педантичны в своих следственных действиях, но он же и предупредил, насколько цепко и внимательно они ведут поиски преступника. Меня не готовили как разведчика, к тому же у меня не было богатого опыта Пашутина, так что приходилось что-то выдумывать прямо на ходу.

«Надо убраться из города. Вот только как? Вокзал отпадает. Может, у них есть какое-то транспортное сообщение с другими городами? Или просто уйти из города, а там по дороге уже искать попутную машину? Эх. Знал бы язык, насколько все было бы проще».

Единственное, с чем мне пока везло, так это с погодой. Наступили сумерки. Моросил мелкий, нудный дождь, и казалось, что воздух насквозь пропитался влагой. Уныло обвисли ветви деревьев, а пожухлая трава аккуратных газонов стелилась по мокрой земле. Редкие прохожие, подняв воротники теплых пальто, не глядя по сторонам, торопливо спешили по своим делам.

«В отель идти нельзя, их проверкой займутся в первую очередь. Попробовать снять комнату, а рано утром уйти? Хм. Вот только как объясниться?»

Среди моих вещей в саквояже был русско-немецкий разговорник, но даже с ним у меня было мало шансов найти жилье в незнакомом городе. Я уже начал склоняться к тому, чтобы найти в пригороде какой-нибудь сарай для ночевки, как вдруг услышал громкие крики. Они резким диссонансом вписывались в вечернюю тишину провинциального городка, где, похоже, даже собаки не имеют привычки громко лаять. Мысль о том, что мне безразлично куда идти, заставила меня свернуть в сторону шума. Вывернув из-за угла, понял, что источником громких звуков была какая-то старуха, стоявшая на пороге дома. Ее голос был хриплый и каркающий, словно одна из здешних мокрых ворон неожиданно обрела человеческий облик. Спустя мгновение мне стало понятно, что она кричит на молодую женщину, стоявшую по другую сторону маленького заборчика, окружавшего небольшой цветник перед домом, в окружении двух обшарпанных чемоданов, большой корзины и маленькой девочки, которая прижимала к себе куклу. Что произошло, понять было нетрудно. Эту женщину по какой-то причине выставили из дому, но она местная, а значит, знает, где можно устроиться на ночлег.

«Ей, похоже, тоже надо где-то ночевать. Так, попробуем решить эту проблему вместе», – не успел я так подумать, как старуха с грохотом захлопнула за собой дверь.

Пару минут я наблюдал за женщиной, надеясь, что она куда-то пойдет, но она по-прежнему продолжала стоять, глядя куда-то в пространство. Тогда я решил действовать сам. Подойдя к ней, я остановился напротив нее, но она словно не видела меня, в отличие от дочери, которая сразу спряталась за спину матери.

– Фрау! Вас ист… Помощь… нужна?! – спросил я ее, мешая русские и немецкие слова.

Женщина вздрогнула и уставилась на меня. Отчаяние ее было настолько глубоко, что она настолько ушла в себя, что ничего не видела вокруг, но спустя несколько секунд словно очнулась и с испугом уставилась на меня.

– Фрау… Черт! Как же с тобой говорить?!

Она робко спросила меня что-то по-немецки, на что я ответ покачал головой:

– Нихт ферштеен.

Страх из ее глаз исчез. Она на какую-то секунду задумалась, потом спросила меня:

– Руски?

– Я! – ответил ей по-немецки, а затем добавил: – Русский.

Стоило ей понять, что перед ней иностранец, как она снова растерянно замолчала, не понимая, что тому от нее надо. Пришлось мне снова продолжить разговор. Я сначала показал на нее пальцем, потом на себя, после чего сказал:

– Хаус. Снять квартиру. Фюр ди нахт. На ночь, понимаешь?

Когда она никак не отреагировала на мои слова, я ткнул пальцем в нее, а затем в себя, после чего достал бумажник. Этим я хотел сказать, что деньги есть, осталось только найти жилье, но, как и должно было случиться, женщина все поняла по-другому. Это было видно по ее залившемуся красной краской лицу, но уже то, что она не закричала и не попробовала меня ударить, давало мне определенную надежду. В наступивших сумерках трудно было что-то разглядеть на ее лице, но спустя минуту она кивнула головой в знак согласия, при этом даже попыталась улыбнуться, видимо, старалась начать играть роль шлюхи, но судя по чуть подрагивающим губам, она охотнее бы сейчас зарыдала во весь голос.

«Дура швейцарская!» – подумал я, а вслух сказал по-немецки:

– Идем. Где?

Женщина с минуту думала, потом взяв за руку дочку, а в другую руку – корзину, посмотрела на меня, а потом на чемоданы. Я взял ее багаж, и мы пошли, петляя по улочкам, пока спустя какое-то время не подошли к двери двухэтажного дома. Она постучала, а через минуту на пороге показалась плотная, высокого роста женщина. После короткого разговора, во время которого хозяйка дома не раз бросала в мою сторону любопытные взгляды, нас пригласили в дом. Я поставил вещи, затем поздоровался с хозяйкой по-немецки:

– Добрый вечер, фрау.

Она мне ответила и замерла выжидающе.

«Все правильно. Швейцарцы – люди практичные, поэтому надо начать с оплаты. Это должно произвести впечатление и сгладить ненужные шероховатости».