что инвалидов бояться и это не твоя вина, не с тебя началось… Давно началось, после Отечественной… Мне дед рассказывал: много людей таких вернулось с войны и их прятали в приютах, свозили и прятали в какую — нибудь глушь и забывали там про них. Считали, что они вредят имиджу страны — люди, которую эту самую войну выиграли! Считали, что Победитель — молод, красив, силён, на своих ногах, с руками и красивым лицом… на худой конец как поётся в песне «с сединою на висках»; совсем не такой как ты? Считали, что инвалиды — зло. Делали лицо, будто их нет. А они все там были. Такая советская традиция — так дед говорил. Я тебе скажу: настоящий победитель — он именно такой как ты, по кому танк проехался катками и гусеницами, изрезал всего, а он поднялся! По чьему виду сразу становится ясно как добывают победу, чем жертвуют… У нас, что после Афгана, что после Чечни — посчитали убитых и раненных, одних зарыли — с мёртвыми всегда просто, других — забыли. Ни помощи, ни сострадания… Ледяное равнодушие! Увидят такого на улице — шугаются, глаза прячут, лишь бы не видеть, не знать о таких…

— …Это точно: люди привыкли видеть лишь то, что хотят, — сказал Соломин, — им не хочется видеть то, что может быть неприятным или то, что не могут представить. Что обычно скрыто под одеждой, за больничными стенами, в домах престарелых или хосписах — больные безобразные тела без защиты, неприглядные и отталкивающие…

— …Это всё потому, что их жизни сосредоточены на дозволенной самим себе границе, за которой такое существование на их взгляд невозможно…

— …Не удивляйся, что я знаю об этом так много, — продолжил Мушни, — дед вернулся с войны без обеих ног… Помню, как на школьную выставку ко дню Победы его нарисовал — в гимнастёрке с медалями и без ног… А как я мог другое нарисовать, когда я его только таким и видел? Так мой рисунок учителя прятали, чтоб ни дай бог кто увидел. Так что я кое — что понимаю, и дед с нами до самой смерти жил — у нас стариков в приюты не отдают… Выпью за тебя? Как я и сказал: ты храбрый человек!

— Сильно сказано, — оценил зама Абхаз.

— Да, — согласились другие. — Всё в точку.

Молча выпили, пожевали, подумали, а минуту спустя в дверь постучали снова.

— Ещё гости? — хмыкнул Цагурия.

— Дозорный где? — спросил Игорь.

— Внизу стоит… — подняв честные глаза, сказал Сом.

— Тогда, это свои… — с уверенностью заключил Медведчук. — Может, Ильич снова?

В дверь забарабанили настойчивее.

— Похоже, не Ильич… у него есть ключ. Вить, посмотри!

Не успел Песков подняться, в дверь тяжело ударили, на этот раз — очевидно — ботинком.

— Кто бы там ни был — он охуел так долбить! — сказал за столом Игорь.

— Погоди, не злись, — указательным пальцем оборвал Абхаз.

Щелкнул замок, дверь отворилась.

— Здесь что ли салага обитает? — спросил чужой голос.

— Какой салага? — спросил Песков раздражённо, подумал и припугнул. — «Восток» здесь!

— Знаю, что «Восток»! Нужен салага из чеченских! Вчера привезли…

— Не знаю такого, — соврал Песков, закрывая дверь.

— Я знаю! — возмутился голос, вставив в дверной проём ботинок. — Медведь здесь? Зови! Разговор есть!

Присутствующие за столом заинтересовано переглянулись.

— Иди отсюда! — в дверях завязалась борьба, Егор привстал с места, Соломин рванул к двери на помощь. Игорь достал ствол и снял с предохранителя. Абхаз сделал то же самое, следом — Мушни.

Спустя минуту в гостиную заволокли ополченца, который яростно бился, как рыба в человечьих руках.

— Отпустите! — узнал Медведчук. — Сиплый, тебе что здесь надо?

— Козла одного разыскиваю!

— Какого?

— Который Кощея прессанул! Этого походу! — Сиплый указал пальцем на Биса.

— Когда он мог прессануть Кощея? Мы весь вечер здесь!

— Днём.

— Ты видел?

— Есть свидетель.

— Если случилось днём, зачем ночью пришёл?

— Когда узнал, тогда и пришёл: у людей вопросы есть!

— У каких людей?

— У наших: на черта он его так отделал?!

— Поздно уже для вопросов. — Медведчук встряхнул головой, будто перезагружал операционную систему. — До утра терпи.

— Нет! Не могу! Люди на улице объяснений ждут.

— Какая улица? Не можешь до утра дотерпеть — задавай здесь и сейчас!

— Ага, хера с два!

— Идём, — поднялся Бис.

— Не спеши, Егор. — Решительно остановил его Медведчук. — Пойдём вместе.

— Думаю, я лучше сам, — сказал Егор.

— Сейчас «этого» совсем ненужно…

Оказавшись на улице, «восточных» обступили «орки». Егор немедленно опознал в толпе подручного Кощея, но самого чародея не обнаружил.

— Парни, предлагаю во всём разобраться! — обо всём догадался Медведь.

— Предлагаю, разбираться со всеми, да, пацаны? — сказал голос из темноты.

…«Уличная драка — это наглость, помноженная на скорость…», — сказал однажды краповик — начфиз бригады и Егор это запомнил, хотя драться совсем не любил. В драке побеждал тот, кто меньше думал, а Егор любил подумать. Вся его теперешняя жизнь состояла из этого. Любое действие требовало осмысленных взвешенных шагов и подготовки в прямом смысле, даже поход в сортир, где когда — то с лёгкой руки избранного предлагалось мочить террористов. А преследуемая Егором смерть? Тоже ведь была тщательно обдумана и последовательно встроена в определённые события. Когда нет руки и ноги не думать нельзя. А намеренно отключать мозги в таких ситуациях как драка, надо уметь. Бис не умел. У боксёров всегда так, вроде и нечем думать, как многие думают, а в голове целый свод правил.

Решение драться диктуют разные обстоятельства, объективные и не очень, особая обстановка и само отношение к неё. Решение драться не падает с неба. Но в этот раз оно свалилось именно оттуда.

— Бей укров! — неожиданно и зло заорал Песков и бросился первым в атаку.

Никто даже не успел сообразить, что произошло. Игорь, как с ним случалось, забавно хихикнул, бросив хитрый взгляд на Абхаза и Мишу, как бы изумляясь. А Миша посмотрел на Игоря прямым изнуряющим взглядом, как будто раскаивался в предстоящих убийствах.

От прямого удара в лицо, который в результате нелепой случайности и по совпадению нанесли одновременно двое орков, Песков рухнул наземь уже вне сознания.

Массовая драка длилась недолго, но Егор успел сбить до болячек кулак, в давке «потерять» протез руки, получить дважды в челюсть и один раз в глаз, после которого перестал что — либо различать, оступился, потеряв равновесие, и рухнул наземь, словно провалился в яму, долго копошился, будто страдал слабым зрением и искал утерянные в бою очки, неуклюже пытался подняться посреди беспорядочно снующих ног и падающих тел, пока его под