Что бы ни вызвало его душевную рану, в первые дни путешествия Вэл отходил от случившегося, попросту отсыпаясь. Большую часть того времени, что мы проводили в дороге, он спал, подергиваясь, сотрясаясь; я решил, что он балуется флэшбэком, но, наскоро обыскав его рюкзак, не обнаружил там ампул.

Зато в рюкзаке нашелся черный пистолет, и я хотел было забрать его, но потом все же оставил на месте. Он может нам пригодиться до конца путешествия.

Когда Вэл не спал днем — в третий, четвертый и пятый дни поездки, — я слушал, как он расспрашивает Хулио и Пердиту о системе охраны конвоя.

Конвой, кажется, состоит из двадцати трех фур, часть из которых вооружена мини-пушками и другим серьезным оружием (у Хулио и Пердиты — только помповое ружье двенадцатого калибра, закрепленное под крышей сразу за передними местами, так, чтобы легко доставать). Его сопровождают четыре боевые машины и небольшой разведывательно-ударный вертолет. Боевые машины (я забыл подробности насчет их вооружения и прочего, но Вэл жадно впитывал все эти калибры, лошадиные силы и данные о броне) управляются наемниками из охранного предприятия «Трек-Сек», а платят им либо сами водители, либо нанявшая их компания.

Пердита показала нам данные спутникового навигатора: еще один конвой, вроде нашего, движется по I-15 милях в пятнадцати впереди, а другой, гораздо более крупный, — в двадцати четырех милях сзади. Конвои поддерживают связь между собой.

По словам Хулио, главная проблема на участке I-15 Лас-Вегас — Месквайт и вплоть до Сент-Джорджа — это бандиты, хотя реконкиста время от времени тоже совершает набеги на южные окраины Невады. По словам Хулио, после множества неудачных попыток захватить Лас-Вегас со стороны картелей Нуэво-Мексико налеты сил реконкисты сделались реже. Он добавил, что англосаксы в районе Кингмана и Флагстаффа действуют все успешнее, совершая партизанские рейды, и что они в последние год-два практически сковали оккупационные силы Н.-М.

Хулио и Пердита объяснили нам, что главные трудности для нас начнутся за Месквайтом, почти покинутым жителями и объятом хаосом боев. Городок этот стоит на I-15 там, где Невада переходит в Аризону, а Тихоокеанский часовой пояс — в Горный. Двадцать девять миль шоссе, отсекающего крохотный уголок от северо-запада Аризоны, а затем уходящего на север, в Юту, необыкновенно живописны: дорога здесь идет главным образом по эстакадам. Но большинство мостов и эстакад за прошедшее десятилетие обрушились — из-за бандитов и схваток между силами США и Н.-М.

На пути здесь встанут Мормонский и другие хребты — горные стены, идущие в направлении север — юг вдоль границы штата. А потому конвою придется потратить целый день, пробираясь по усеянным булыжниками импровизированным дорогам — простым проходам среди камней и плит, кое-где включающим остатки старых шоссе, вдоль берега Верджин-ривер в Юту. Хулио показал нам спутниковые снимки дороги, петляющей в каньоне. Машины там могут стать легкой добычей бандитов, если у них возникнет желание забросать нас камнями с окрестных скал.

— А нельзя пойти в обход? — спросил Вэл. — Сделать крюк к северу?

Пердита показала нам, что на протяжении сорока или более миль к северу от Месквайта, вплоть до крохотных заброшенных городков Карп и Элджин у высохшей реки Медоу-Вэлли-Уош, названной так по недоразумению,[90]нет никаких дорог, кроме колей в пустыне и сухих оврагов. А потом нужно совершать почти двухсотмильный объезд по старым внутриштатским дорогам 93 и 319, углубляясь в Юту, и дальше следовать по заезженному 56-му хайвею.

— Эти двадцать девять миль, что проходят по Аризоне, водители прозвали «Диагональю смерти». Путь медленный и опасный, — сказал Хулио. — Но это все же быстрее любого бестолкового объезда. Мы ведь водилы. И нам надо вовремя доставить товар.

И вот сегодня мы спим в машинах, которые образовали оборонительный круг чуть поодаль от хайвея, рядом с брошенным городком Бункервиль. Название вполне подходящее — здесь все еще оставалось несколько военных бункеров.

В миле к востоку от него поднимаются горы, словно некое непреодолимое препятствие из фильма по Толкину. Каньон — проход для Верджин-ривер и бывшей I-15 — похож на темную, застывшую в ожидании открытую пасть.

Мы тронемся в путь с первыми лучами солнца. Пердита заверила нас, что, располагая вертолетом и солидной огневой мощью, конвой может не опасаться серьезной атаки. Нас ждут всего лишь десять часов рытвин и ухабов на самой низкой передаче.

Вэл сегодня вечером сказал мне:

— Это как в старых фильмах про бомбардировщики Бэ-семнадцать, которые мы смотрели с предком. Конвои — они как бомбардировщики, что сбиваются в стаю для защиты от немецких истребителей.

Я впервые за много лет услышал, как Вэл говорит об отце без нескрываемой враждебности.

Сегодня вечером поварские костры погасли к девяти часам, и веселья при свете пламени не было. Всеми овладело мрачное настроение. Никакого шума. Каждый знает, что завтра начнется один из самых опасных отрезков пути, но об этом почти не говорят. Строятся планы, идет подготовка.

Я прихожу в ужас при мысли о завтрашней двадцатидевятимильной пытке на медленной скорости, но Вэл, кажется, потихоньку радуется… чуть ли не ждет ее с нетерпением. Наверно, это бессмертие, свойственное юным.

Позднее, когда все улеглись, я поговорил с ним, увидев, что он отключил взятый с собой маленький сотовый телефон и вытащил наушник из уха.

Я обнаружил этот телефон у Вэла на второй день пути и спросил про него — ведь это Вэл велел мне выкинуть мой, так как его могли засечь власти. Он рассказал, что это телефон матери, что телефонная и навигатор из него давно удалены. И добавил неохотно, что просто включает ежедневник и слушает голос матери.

Когда я услышал это, в груди у меня кольнуло.

Вэл был готов рассказать больше. Я почти уверен, что хорошее настроение и разговорчивость пришли к нему после косячка, выкуренного часом ранее у последнего вечернего костра вместе с Хулио, «Большим Конем» Бигеем, Калибром Деверо и Купером Джейксом. Такое ощущение, что Вэл в последние несколько лет принимал флэшбэк, а может, и что-то посильнее, вроде кокаина, — по крайней мере, иногда. Насчет последнего я, правда, не был уверен. Но вот привычки курить марихуану с друзьями у него не завелось.

И вот теперь, когда мы лежали на высоких койках под прозрачным кевларовым спойлером и ярко горящими звездами — между нашими постелями и кроватью Романо внизу имеется на удивление хороший акустический занавес, — Вэл улыбнулся не свойственной ему глуповатой улыбкой и показал телефон.

— Это мамин… ну, ты понимаешь. Тут, как я говорил, все выдрано, засечь по этому телефону нельзя. Я сам вытащил эти карты пять лет назад. Но в нем остался ее голос — напоминания на каждый день и много текстовых дневников. Я хотел бы их прочесть, но не могу.

Я кивнул, чувствуя себя неловко. Разговор был таким тонким и непрочным — как нить паутины. Я знал, что из-за моего неверного слова или оттенка голоса он прервется и, возможно, не возобновится никогда. Я услышал самого себя, осторожно говорящего: