– Назовите имя и цель поездки, – произносит кондуктор пронзительным трескучим голосом.

Янтарный свет из вагона озаряет его. Я вижу шесть похожих на палочки ножек (две из них служат руками), фасеточные глаза, перекрещенные челюсти, которые щелкают, когда он говорит, овальное брюшко, скрытое под шкурой из мохнатого коврика.

– Шерстяной жук… с ума сойти, – говорю я.

Кондуктор опускает челюсти, как будто хмурится.

– Предпочитаю называться ковровым жучком, мэм. Если я повстречал дерево тумтум, был проглочен и отвергнут у ворот Гдетотам, это еще не дает вам право говорить со мной пренебрежительно. Думаете, вы будете выглядеть лучше, если вас проглотят и выплюнут?

Он фыркает, а может быть, хмыкает – трудно сказать, поскольку двигается всё его лицо.

– И уж точно вы ведете себя не так, как тот, кто желает сесть в этот поезд!

– Извините, пожалуйста, я совершенно не хотела вас обидеть.

В Лавке Человеческих Причуд, насколько я помню, игрушки и прочие вещи возвращались из пасти тумтумовых полок страшно изменившимися. Но я понятия не имела, что это происходит и с живыми существами.

– Как будто я самое странное, что может получиться после встречи с деревом тумтум.

Ковровый жучок достает миниатюрный пылесос из сумки на боку и включает его. Тот свистит и гудит, всасывая пыль из ковра.

– Вы что, никогда не встречали древоточца? – спрашивает он, перекрикивая шум пылесоса и продолжая чиститься. – Всё его тело состоит из плотницких инструментов. У него пила вместо руки! Попробуйте с ним поздороваться, не лишившись пальца. А уховертка? Ее туловище – сплошное ухо. Она питается через старый слуховой рожок. Со мной по крайней мере приятно пообедать. А жук-бомбардир? Каждый раз буквально перепонки лопаются! Я хотя бы самый пристойный из всех зазеркальных отверженцев. И самый опрятный, надо сказать.

Удовлетворенный проделанной работой, он выключает пылесос и убирает его в сумку.

Зазеркальные насекомые…

И снова капельку не так, как у Кэрролла. Тот упомянул в своей книге баобабочку, стрекозла и бегемошек. Может быть, их тоже выплюнули тумтумовые полки – в странном и ужасном виде.

– Ну, последний шанс, – говорит ковровый жучок. – Имя и цель поездки. Побыстрее.

Он тонкой ножкой переворачивает страницы маленькой тетрадки, стараясь не уронить еще две.

– Я уже внес всех пассажиров в путевой лист. Они ждут отправки. Время уходит.

– Меня зовут Алисса. Я здесь с одним из ваших пассажиров. С парнем, которого вы только что втащили в вагон.

Я пытаюсь заглянуть через его ворсистое плечо, чтобы найти Джеба, но кондуктор заслоняет обзор.

Он закрывает тетрадку.

– Вы сказали – Алисса? Вас зовут, как королеву Алиссу?

– Да… это я, – осторожно говорю я.

– Ну так почему же вы сразу не сказали? Я ждал вас. Сюда.

Двумя передними лапками он указывает мне дорогу.

Я вхожу. Пассажирский вагон роскошен. На потолке сияют люстры из светлячков (неподвижные). На стенах висят темно-красные бархатные драпировки, пол выложен черно-красной плиткой. В передней части вагона – ряды пустых белых сидений, как в обычном пассажирском поезде. Задняя часть разделена на отдельные купе. Снаружи они черные, блестящие, с запертыми красными дверями. По три купе на каждой стороне вагона, а между ними узкий проход. Я шагаю по нему вслед за кондуктором.

– Морфей сказал, вы придете в интересах некоего смертного, – объясняет жук.

Мое сердце подпрыгивает, ощутив прилив надежды.

– То есть Морфей здесь?

– Был здесь, – отвечает кондуктор. – Утром. С тех пор я его не видел.

Надежда гаснет.

– Но он сказал, что я приведу с собой смертного? Откуда он знал?

– Нет, я этого не говорил. Он предупредил, что вы придете в интересах некоего человека. Морфей назвал мне имя, чтобы я приготовил воспоминания для трансляции.

– Джебедия Холт?

Кондуктор останавливается в проходе между купе, поворачивается и чешет ковер под фуражкой. Он явно озадачен.

– Как-как вы сказали?

– Это и есть тот человек, который появился тут со мной. Тот, которого сбросила бабочка несколько минут назад. Где он?

– Парень, который сел в поезд незадолго до вас… ах да. Он там.

Кондуктор указывает на первую дверь справа, на которой (как и на всех остальных) висит латунная табличка. На ней написано: «Без имени». Я берусь за ручку. Дверь заперта. Я пытаюсь открыть ее силой, наваливаюсь плечом.

– Нет, нет, мы этого не потерпим, – говорит кондуктор, схватив меня тонкой лапкой за запястье, и я вздрагиваю от его холодного, колючего прикосновения.

Я отдергиваю руку и хмурюсь.

– Я должна убедиться, что он в порядке.

– Всё будет хорошо.

– Разве вы не должны по крайней мере написать имя на двери?

– Воспоминания могут найти его сами, раз уж он здесь. В конце концов, они ждут. Но поскольку вам предстоит увидеть чужие воспоминания, нам нужно имя, чтобы приманить их.

Я оглядываюсь через плечо на купе Джеба, пока мы шагаем по проходу. Мне не нужны больше ничьи воспоминания, я не желаю знать больше никаких секретов, я просто хочу удостовериться, что мой парень в норме. Горло у меня сжимается, когда мы подходим к последнему купе слева. Заставляю себя прочесть имя на табличке: «Томас Гарднер».

Я ахаю, хотя отчасти именно этого и ожидала.

Кондуктор открывает дверь и вводит в меня в маленькое помещение без окон, где пахнет миндалем. Над кремовым шезлонгом висит гобелен цвета слоновой кости. Рядом стоит фигурный латунный торшер, озаряя купе мягким светом. Возле другой стены я вижу небольшую сцену с красным бархатным занавесом, который, кажется, готов раздвинуться в любой момент. Не удивлюсь, если за ним окажется серебристый киноэкран.

– Садитесь. Шоу вот-вот начнется, – говорит жук.

– Так. Шоу.

Я сажусь в кресло, разложив крылья по обе стороны. Слева от меня маленький столик, на котором на кружевной салфетке лежит лунное печенье. У меня текут слюнки. Я беру целую пригоршню и глотаю сразу три штуки, а потом замечаю пристальный взгляд фасеточных глаз.

– Извините, – говорю я, жуя.

Серебристые лучи вырываются у меня изо рта, освещая комнату.

– Я проголодалась.

– Да, да, именно для этого они и предназначены. Но я ожидал от королевы чуть больше изысканности.

Я прикрываю рот, чтобы подавить икание. Между пальцами вспыхивает свет.

Жук откашливается.

– Нужно выбрать, в чью голову поедем. – Он заглядывает в путевой лист. – Предпочитаете мать или отца?