Мама кивает и теребит лямки парусиновой сумки.

– Я поняла, что он что-то скрывает. И наконец добилась правды. Он хотел, чтобы я поехала с ним искать тебя, потому что боялся оставлять меня одну. Но я настояла на том, чтобы остаться: мало ли, вдруг ты вернешься домой. Когда твой отец уехал, я позвала Чешика. Он привел меня сюда.

– Но дома у нас нет зеркал. А ты не водишь машину.

– Зеркало стоит на чердаке, Элли. У подземца всегда есть запасной план. Не сомневаюсь, это один из первых уроков, которые преподал тебе Морфей.

Я грустно улыбаюсь. Надеюсь, он помнит собственные уроки, и у него тоже есть запасной план, чтобы вырваться из паутины Второй Сестры.

Я думаю, не рассказать ли маме, что он соврал мне, что это из-за Морфея в человеческом мире возник такой хаос. Но я вспоминаю, что он помог моему отцу – а мама предала его, как бы я ни радовалась ее выбору, и прихожу к выводу, что не могу позволить ей упрекать Морфея.

Теперь я понимаю, почему он хотел, чтобы я сама увидела папины воспоминания. Морфей понимал: я бы ни за что не поверила, если бы он просто мне рассказал. Так трудно принять в нем хоть что-то хорошее!

Но это уже начинает меняться.

Я понимаю, почему в прошлом году он многое скрыл насчет испытаний. Почему держал меня в неведении, пока я шаг за шагом выполняла его план. Морфей когда-то был честен с мамой и полагал, что она поможет ему, но та в последнюю минуту отказалась.

Он побоялся, что я сделаю то же самое – а ведь на кону стояло посмертное благополучие его души. Хотя это и не оправдывает манипуляции Морфея, но, во всяком случае, ему можно посочувствовать.

Он человечнее, чем сам посмеет признать.

– Что в сумке? – спрашиваю я, когда мама берется за лямки.

Она вытаскивает три мозаики.

– Чешик сказал, ты нашла остальные. Но он не сказал где.

Она делает паузу, как будто ожидая ответа. Но я молчу, и мама продолжает:

– Это – те, которые я спрятала.

У меня колотится сердце. Я опускаюсь на колени, чтобы помочь выложить их.

– Мама, ты супер.

Она сияет.

Кое-где на них осталась сверкающая пыль Чешика. Подражая Королеве Слоновой Кости, я размазываю пыль по одной из мозаик, которую еще не успела расшифровать.

Передо мной какое-то празднество. Среди обнаженных деревьев проходит толпа существ. У одних короны, у других клювы или крылья. Все в масках. Некоторые скользят над землей, словно летят на коврах-самолетах. И вдруг кошмарные игрушки, вырвавшись из тени, нападают на них, и разверзается ад.

Меня охватывает ужас. Картинка меркнет. Я смотрю на маму, которая наблюдает за происходящим из-за моего плеча.

– Червонная Королева, – говорю я.

Сжав рот в нитку, она убирает мозаики в сумку.

– Я ошиблась, – говорю я, кусая губы. – Я думала, что оставшаяся мозаика покажет конец войны. Но хронологически это – первая, которую я сделала. Значит, нам показали самое начало. Ты была в Стране Чудес и видела места, которых не видела я. Ты можешь сказать, где это происходит?

– Похоже на какой-то лес, – отвечает мама дрожащим голосом. – Но я его не узнаю.

Она трет виски.

– Не понимаю, как Червонная Королева сумела освободить беспокойные души. Вторая Сестра – не из тех, кто теряет бдительность. Особенно после того как она лишилась Томаса.

Я сглатываю. Мама не знает, что Вторая Сестра выяснила, кто похитил ее добычу.

Я беру ее за руки и принимаю смелый вид, чтобы мама не заметила мой страх.

– Вторая Сестра перестала сторожить кладбище и покинула Страну Чудес. Она здесь. Ей известно, что это ты забрала папу много лет назад.

Мама бледнеет. Ее пальцы делаются вялыми, и мне кажется, что она сейчас упадет в обморок.

– Сестра пришла за Томасом? – шепотом спрашивает мама.

– Папа в безопасности. Никто не знает, кем стал мальчик-сновидец, когда вырос, кроме Морфея и Королевы Слоновой Кости. Вторая Сестра просто хочет отомстить, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – У нее есть виды на Джеба.

– Ну нет. – Мама мрачнеет еще больше. – Мы вместе защитим его.

Это предложение очень много значит, тем более что раньше она всегда старалась нас разделить. Теперь-то я понимаю, в чем причина. Джеб напоминает ей моего папу – смертный юноша с благородным сердцем в жестокой Стране Чудес.

– Всё хорошо, – говорю я. – Джеб здесь, в поезде. Он получил шанс мысленно пережить прошлое лето. Будет лучше, если воспоминания к нему вернутся.

– Этого не должно было случиться…

Мама, кажется, вот-вот разрыдается вновь.

Нет времени для сожалений. Я встаю и протягиваю руку.

– По-моему, Морфей надеялся, что я прощу тебя, если увижу папины воспоминания, а ты простишь себя и мы обе найдем путь друг к другу. Он хотел, чтобы мы действовали сообща. Это единственный способ остановить Червонную Королеву и отправить Вторую Сестру обратно. Ты готова?

Мама хватается за мою руку и кивает. За те несколько секунд, которые нужны ей, чтобы встать, страх и трепет исчезают с ее лица. Она выглядит решительно и величественно. Мамина уверенность поддерживает меня, и мы выходим в коридор, держась за руки.

И я врезаюсь прямо в мускулистую грудь Джеба. Он стоит, привалившись к стене, напротив нашей двери. Один взгляд на его лицо – и я понимаю, что он вспомнил всё.

Джеб не двигается, не здоровается с мамой – он просто смотрит сначала на мои крылья, потом на узоры вокруг глаз.

Мама сжимает мою руку.

– Я отвлеку кондуктора. Но это ненадолго. Нам нужно выяснить, куда Червонная Королева пошлет свою армию.

Прежде чем уйти, она касается плеча Джеба. Их взгляды встречаются, и между ними проскальзывает что-то невысказанное. Затем мама шагает в переднюю часть вагона, что-то шепчет кондуктору и уводит его на площадку.

Без единого слова Джеб берет меня за руку и ведет в свое купе. С каменным лицом, он закрывает за нами дверь. Купе точно такое же, как мое, только к запаху миндаля примешивается аромат одеколона Джеба. И тарелка пуста, не считая нескольких крошек печенья. Занавес еще открыт, как будто кто-то готов запустить воспоминания на экране вновь.

Я смотрю на Джеба и вздрагиваю. От его молчания мне неуютно. Но я тоже не могу заговорить, как ни пытаюсь. Что сказать? Как объяснить ложь длиной в год, изменившую всю нашу жизнь?

Джеб подходит ближе, легонько касается узоров на моем лице, потом неожиданно поворачивает меня спиной. Он трогает крылья, благоговейно их расправляет, совсем как шлейф дорогого свадебного платья. А затем притягивает меня к груди и утыкается лицом в спутанные волосы на затылке.