– Ладно, – сказала я примирительно. – Надеюсь, там не будет тамады с баяном.

Кстати о музыкальных инструментах. Группа «Поддоны БУ!» одним январским утром взяла свои валторны-скрипки и уехала. За ними явился дядя Коля – сухонький усатый мужичонка, нарядный, в пиджаке. Встал в прихожей и сразу стал ругаться.

– Мне ее вон мать, – он зыркнул глазом на Марину Подоляк, – такой шухер устроила! Звонит, говорит, куды ребенка моего увез, девки две недели дома нету. А я шо, виноват, шо они тут свои хонцерты играют? Я ей шо, личный шофер? У ней вона муж есть, пусть он ее катаит!

Пока скандал не эскалировал, я пригласила дядю Колю выпить чаю с очередными коврижками, а Марине с группой знаками показала собираться.

За чаем дядя Коля подобрел и даже снял пиджак. Под ним предсказуемо оказалась удобная выцветшая тельняшка.

На прощание Марина Подоляк меня обняла, а Сергей Подоляк спросил, не нужно ли чем-то помочь, например, вынести мусор. Остальные участники группы робко предложили мне нырнуть им на руки со стола – чтобы получился стейдж-дайвинг. Я от всего, кроме объятий, отказалась, но мусор как-то особенно растрогал.

– Приезжайте еще, – крикнула я им вслед.

– Спасибо! Гойко Петрович предлагал записать у него дома демки! – ответила Марина. Она думала, что зовет Гошу по имени-отчеству.

Когда «Поддоны» уехали, в Нехорошей квартире стало пусто, как в пионерском лагере после третьей смены. Я почувствовала себя гипсовой пионеркой, которую все бросили. И даже горн увезли – ничего не оставили. Эх, молодежь.

Кстати о молодежи. Илюха теперь снова жил у себя дома, с притихшими после новогоднего демарша родителями, но это официально. Большую же часть времени они проводил в клубе «22.20» с лохматым звукоинженером Ханом.

– Он многому меня научил! – серьезно заявлял Илюха, когда приходил ко мне отсидеться в сычевальне и написать пробник ОГЭ.

Я не знаю, как Хан его учил. Когда приходила в клуб к Гоше, видела одну и ту же картину: Хан молча сидит за установкой, крутит какие-то ручки, Илюха смотрит. Может, у звукоинженеров свои особые педагогические методы. Во всяком случае, Хан явно стал для Илюхи кумиром и рок-звездой.

Кстати о звездах. Милана Кармашкина – а я и забыла про нее! – вернулась с горнолыжного курорта серьезная и решительная, как Снежная королева.

– Второе марта – день икс. Мы должны всех порвать! – наговаривала она мне в ватсап чужими словами. – Контент – это очень важно, мне знающие люди рассказали во Франции. Я буду присылать тебе свои идеи, а ты – слегка редактировать. К старту проекта необходимо накопить материал, понимаешь? Не можем же мы выйти голыми!

Ни одного унизительно-ласкательного суффикса, ни одной «Тонечки». Я даже испугалась – и расслабилась, только когда Милана снова устроила планерку в своем любимом ресторане, а там с обсуждения контент-стратегии быстро съехала на приятный разговор со стилистом Надей о юбочках и колечках.

– Один загородный отель готов предоставить нам помещение по бартеру, – солидно начала Милана и тут же заулыбалась мечтательно. – Для съемочки! Отелем владеет друг Вадика, там все шика-арно, но очень экологично. А что, если на съемочке использовать меха, как думаешь, Надечка? Но только тоже экологичные. А?

Стилист Надя подтвердила, что меха – это весьма экологично. Не можем же мы выйти голыми!

Кстати о голых. Антон однажды прислал мне фото своего обнаженного торса. И тут же удалил. А потом не ответил на уточняющие вопросы и вообще пропал. Книгу забросил, письмо с моими правками третьей главы проигнорировал. В издательстве были недовольны, мне звонил Роман Львович Крутов и просил как-то повлиять на нерадивого автора, но я только руками развела – что делать с человеком, который ни одно занятие в мире, кроме работы на телевидении, не воспринимает всерьез!

В качестве последней попытки я написала Антону в фейсбук: «Проявись, пожалуйста. Ты лишаешь меня редакторского гонорара». Видела, как он долго что-то печатает в ответ, но в итоге получила только: «Ок. Прости, Нафаня». Нафаней он меня не звал с прошлой жизни. Неужели так странно среагировал на заход с гонораром? Но ведь Антон прекрасно знает, что книжные редакторы, тем более внештатные, разовые, получают совсем мало и погоды мне эти деньги не сделают…

Кстати о деньгах. И снова немного об Антоне. Когда он прислал мне свое голое фото, я вдруг придумала, что подарить Гоше сразу на все прошедшие праздники. Нет, не альбом «Обнаженная Антонина: горячее, чем лампочки». А Кипр, вот что!

Мы не поехали туда из-за Антона. А в последнее время, когда в Гошину однокомнатную квартиру вернулась Таня, а из моей никак не уезжал в Белград Горан, нам вечно было некогда и негде побыть вдвоем. У меня лежал нетронутым гонорар, который я получила в конце года за перевод творожков. Кажется, его было пора потратить на что-нибудь хорошее. Я посоветовалась с Гошей и купила билеты в Ларнаку на 15 февраля, на три дня. Нам обоим было удобно – я успевала помочь маме с последними приготовлениями к свадьбе, у Гоши не было важных концертов, требующих его личного присутствия. А фламинго все еще гуляли в это время по соленому озеру – и, как мне казалось, очень ждали нас в гости.

Четырнадцатого я проснулась в Нехорошей квартире совершенно одна. Давно такого не было.

Мама с Владимиром Леонидовичем теперь жили то у него в Чертаново, то у нее в Белогорске. Горан вызвался отвести Кузю на утренний детский спектакль, и они уехали рано, чтобы встретиться в центре с Таней и Дорой Иосифовной и пойти вместе. Новых двоюродных братьев или музыкальных дуэтов в доме не появилось.

Я осторожно вышла из своей комнаты в коридор. В одной майке, между прочим, без штанов. Никого. Ходи сколько хочешь, можно даже бегать и устраивать эротические шоу.

Вместо этого я вернулась в комнату и надела штаны – в этой квартире лучше не рисковать и не искать приключений на свою беззащитную задницу. Наверняка кто-то в одной из комнат да завалялся, а если нет, скоро материализуется из воздуха.

Прилично одетая, я добрела до кухни. Заглянула в дрожащий энтузиазмом холодильник, нашла там кусок сыра, возрадовалась. Сварила кофе, хотела выпить его на кухне, но Горан с Кузей, видимо, утром спешили и не убрали посуду. А я не могу сидеть среди грязной. Мыть ее было лень – лучше уж потом, разом, вместе с кофейником и своей чашкой. Я взяла кофе, сыр и пошла гулять по квартире, искать идеальное место для завтрака.

И конечно, в итоге вышла на Белую лестницу. Села на продавленный диван, сделала глоток. В сотый раз подумала, что надо бы учинить здесь какой-нибудь ремонт. Все лучшие мысли и решения приходили ко мне на Белой лестнице, место чудесное, но неухоженное. Жаль, я не дизайнер. Зато кофе варить умею. А сегодня День святого Валентина. И человек, с которым я встречаюсь, не стал заводить скучных разговоров типа «ну какой это праздник, сплошной маркетинг» и мне не дал, хотя я и пыталась. Вчера Гоша сказал, что сегодня, к сожалению, работает весь день, но мы обязательно отпразднуем завтра, на Кипре. И забронировал апартаменты с синим балконом на море. Прислал мне утром ссылку на них и открытку с прыгающим ежом и сердечками. «Цветы не прислал», – шепнул мой внутренний пессимист, но я его почти не расслышала.