– Это все довольно странно, – сказал яразвалившемуся под деревом Пирату. – Ты и не представляешь, тип хвостатый,до чего это странно. Что же это ваш мир со мной делает?

Пират постучал хвостом по земле. Я вздохнул и посмотрелвниз, на берег, на этот нетоптаный песок, уютный и желтый. К такой рекепрекрасно подошел бы чистый закат с длинными тенями и той особенной, прозрачнойкрасотой нетронутых человеком мест. Стоять на обрыве, смотреть на сине-розовыеоблака, и чтобы ладонь лежала на плече симпатичной девушки вроде…

Я чертыхнулся и засвистел сквозь зубы «Серый рассвет» –неофициальный марш контрразведки, слова Кропачева, музыка Поллока, того, чтослужил в третьем десантном «Маугли».

Туман и мрак впереди,

веселых писем не жди

и девчонкам не ври, что герой…

Вновь только служба и ты,

и будут наши кресты

то ли на груди, то ли над тобой…

Я не понимал себя, злился на себя, не в силах понять, что сомной происходит. Пейзаж? Но я и раньше не упускал случая полюбоваться закатомили океаном. Что же происходит?

Кати бежала по берегу, в ее руках звенели котелки, которыеона взялась вымыть, уверяя, что это ее обязанность. Видно было, ясно было, вглаза лезло, что для нее это не только особо важное и опасное задание, а еще иоткровенная веселая радость двадцатилетней девчонки, вырвавшейся в красивые итаинственные места. Ей это простительно, но я-то, я-то! Суховатый, педантичный,привыкший переводить почти все впечатления на язык строгих формул, Командор,служака, мастер своего дела! Что делать, если твоим противником оказался тысам? Кто я такой, чтобы пытаться перевернуть этот мир? Кто сказал, что егонужно переворачивать?

Людям это нужно, подумал я. Они люди – и те, кто скачет начудовище с копьем наперевес, и те, кто чьей-то идиотской усердной волей превращеныв вурдалаков, и те, кто шел на смерть, защищая относившихся к ним с издевкойобывателей. Все они должны поверить в то, что Разум – это обязательно добро,как должны в это поверить и те, кто их создал, неизвестные, непонятные,могущественные пришельцы, не нашедшие кошку в светлой комнате, не понявшие, чтодля того, чтобы быть человеком, не обязательно подчас иметь за спиной тысячулет истории и тысячу поколений предков. Сколько работы, и какой…

Кати подошла к палатке, сложила котелки на брезент. Пират притворялся,будто пакеты с едой его нисколечко не интересуют. Быстро темнело. Я набралприличную охапку сушняка, запалил костер, как делал когда-то в тайге, иоказалось, что Кати видит костер впервые в жизни…

Скоро стало совсем темно, от реки тянуло прохладой. Надгоризонтом прополз золотой треугольник и исчез в зо-. лотой вспышке. В лесусовсем по-сибирски ухала сова. Как давно все же это было – тайга, темные,поросшие соснами холмы, рявканье рыси, крупные звезды, Млечный Путь…

– Никак не могу привыкнуть, что нет звезд, –пожаловался я, как будто она могла меня понять.

– А что такое звезды? – тут же спросила она.

Я рассказал ей про звезды – какие они блеклые, тусклые наднашими городами и какие они большие, колюче-белые, когда усыпают небо надтайгой, над степью. Как сверкает Млечный Путь, пояс из алмазов. Как надатоллами светит Южный Крест, как в старину моряки находили верный путь поПолярной звезде. Рассказал, каким разным бывает Солнце, какой разной бываетЛуна, как катаются на досках по гребням волн, как ныряют за жемчугом. Мы сиделиу костра, искры ввинчивались в темноту над нами, она слушала это, как сказку, имне самому показалось, что это сказка…

– Ты там кого-нибудь оставил? – спросила она.

– Целый отдел, – сказал я. – Кучужизнерадостных типов, которые сейчас завидуют мне и гадают о моей участи.

– Я не про то. У тебя там была девушка?

– Конечно нет.

– Все-таки «конечно»?

Я познакомил ее со своими взглядами на этот предмет, сжизнью, свободной от лирики, а потому веселой и спокойной.

– Ну разве так хорошо? – спросила она тихо. –Я понимаю, у нас, но там, где у вас есть все это, где вы все можете и вам всеподчиняется…

– А чем плохо? – спросил я. – Если бы я тамкого-нибудь оставил, сейчас было бы труднее…

Я обнял ее. Она не изменила позы, не пошевелилась, и я убралруки. Это была последняя попытка убежать от себя самого, остаться прежним,незыблемым сухарем. Поняла она это или нет?

– Опять ты все испортил, – тихо, грустно сказалаКати. – Если бы ты обнял меня раньше, когда рассказывал о звездах… Нузачем ты все испортил?

Она поднялась и ушла в палатку. Я достал из машины одеяло,закутался в него и улегся рядом с прогорающим костром. А что еще оставалосьделать?

На рассвете тронулись в путь. Петляли и плутали мы отчаянно.Неплохо, конечно, иметь при себе прекрасную карту, где указаны все тропы и едвали не каждая рытвина на дороге, но если никто прежде не ездил по этим дорогам…Будь вместо джипа вертолет, не осталось бы никаких затруднений, но вертолета небыло. Компаса тоже. Когда я при сборах заикнулся про компас, Ламст и Отделвоззрились на меня с такой обезоруживающей наивностью, что я смешался,пробурчал что-то непонятное и сделал вид, будто ужасно озабочен вопросом, каклучше разместить в машине снаряжение. Не было у них компасов. Так что посравнению с нами Колумб был в лучшем положении – от него требовалось всего лишьплыть и плыть на запад, а единственной трудностью было поддержание порядка наборту. У нас на борту царила идеальная дисциплина, но с навигацией обстоялохуже – рыскали без руля и без ветрил…

Вурдалачьи Леса невольно внушали уважение. Это действительнобыли Леса с большой буквы, густые, неприветливые, извивавшаяся то средизарослей, то среди унылых серых болот дорога сузилась до ширины джипа и стала,собственно, звериной тропой. И это вовсе не метафора, какие-то звери здесьводились, не те доисторическо-мифические чудовища – таким здесь просто неповернуться, – а обыкновенные лесные звери, о которых мимоходомупоминалось в папке «Разное». Пират их чуял…

Сосны в зеленой паутине лишайника, мрачная непрогляднаястена леса, заросли странных голубых кустов, усеянных желтыми шариками, чей-точетырехпалый след на влажной земле у ручейка, поджарая длинная тень,мелькнувшая в редколесье слева, тишина, деревья, деревья, тишина… Кати молчала,придвинувшись вплотную ко мне, чтобы и локоть не выступал над бортом машины. Ясам поймал себя на желании поднять брезентовый верх, а кобуру расстегнул ужедавно.

Все это эмоции, тени первобытных страхов, летаргическипродремавших в мозгу тысячелетия. От зверей нас надежно защищали скоростьмашины и оружие, да и не пойдут звери на шум мотора, звери здесь, в общем-то,обычные. Бояться следовало человека. По моим расчетам те, кого я отпустил,должны были уже вернуться, но на то и существуют непредвиденные случайности,чтобы разрушать самые продуманные планы. Примеров немало. Они могли, опасаясьподвоха, бросить на полдороги грузовик и уходить пешком, они могли не успетьпредупредить обо мне свои форпосты, да мало ли что, каждому первокурсникуфакультета контрразведки известно, что полковника Редля погубил забытый в таксичехольчик для перочинного ножика, безупречно спланированная операция «4-Камея»провалилась из-за того, что опоздал паршивый пригородный автобус, а майорРомене чуть не погиб из-за того, что мелкий воришка украл у него зонтик,который был паролем…