– Я в Ленинград не приеду.

– Почему, Юра?

– …Так.

– Проводишь меня завтра?

– …Нет.

– А меня ты ни о чём не хочешь спросить?

– Нет.

– Совсем никаких вопросов?

– Никаких.

И на сей раз я не разрешила себе тягостного вздоха.

Села в кресло, с которого только что поднялся взрослый, малознакомый человек – мой сын. Набегали резкие уличные шумы. С центральной площади доносилась барабанная дробь: пионеры, отстоявшие караул у Вечного огня, сдавали вахту следующей четвёрке. Эта его манера мимолётно улыбнуться уголком рта… Она выверена? Он к ней прибегает, когда хочет понравиться? Это ведь хорошо… Лишнему слову предпочитает молчание. Но как же, однако, страшно жить на свете! Я ему совсем не нужна. Если бы только этот взрослый, двадцатисемилетний человек, не пытаясь совместить меня с понятием «мать», перестал меня сторониться! Хотя бы это…

Совсем уже к вечеру в гостиницу наведался директор института, вручил мне билет на поезд:

– Ну как?.. И только-то? И поужинать не повёз? Чему ж вы тогда, объясните, радуетесь?

Кому-то когда-то я уже раскрывала суть подобного состояния:

– Я не радуюсь. Я – отхожу.

Он помолчал, но вдруг снова вспылил:

– Как это не обещал приехать проводить? Да я…

– Нет, нет. Ничего не надо. Пока достаточно и того, что мы поговорили.

Я доискивалась причины Юриной сдержанности при второй встрече. Привыкнув подчиняться воле отца, он, видимо, чувствовал себя виноватым за самовольное свидание со мной. Говорила же Вера Петровна, что с него взято честное слово: ничего не утаивать от родителей. Логика предположения вела в тот же самый капкан: мне нужна была помощь. Помочь, увы, могла только поддержка Юриного отца. Я решилась позвонить Филиппу. Собиралась сказать: «Избавьте Юру от страха перед вами. Поддержите меня хотя бы сейчас. Подскажите ему идею поездки ко мне в Ленинград. Пусть это исходит от вас».

Узнав меня по голосу, Филипп не дал произнести и полслова:

– Вы в курсе? Вы знаете? Вам сказали, что у меня был обширный инфаркт?

– Нет.

И беззастенчиво жалобным тоном:

– Вас это не волнует?

– Я хотела поговорить о сыне…

– Но я же вам говорю, что очень болен…

У вагона на платформе я встала лицом к вокзальной двери. «А вдруг?» Но Юра не появился.

Провожали меня Полина Ивановна, директор института и собкор «Известий».

Судья и директор НИИ уповали: «Только бы он женился на хорошей женщине, тогда всё образуется». Старый газетчик вздыхал: «Сказали бы: „Пройдёшь пешком пятьдесят вёрст при нынешнем морозе – сын повернётся к матери“, я бы, как юноша, пошёл!»

* * *

В январе 1973 года из Тамбова в Ленинград на двухмесячные курсы повышения квалификации приехала старшая дочь Володи – Маечка. В Тамбове она занимала должность старшего инженера междугородной телефонной станции. Готовился приказ о её назначении начальником МТС.

Приезды немногословной, сердечной умницы, поступки которой всегда находились в согласии с совестью, приносили в дом мир и радость. Повидаться с сестрой прибежала младшая дочь Маша с сыном. Едва мы сели ужинать, как раздался телефонный звонок:

– Можно Тамару Владимировну?

– Слушаю. – Сердце беспорядочно заколотилось. – Ты, Юрик? Откуда звонишь?

– Я в Ленинграде. Приехал на курсы усовершенствования.

– Тоже? Сейчас же приезжай к нам.

– Нет. Я остановился в гостинице.

– Почему?

– Должен быть вместе со всеми. Нас десять человек.

– Хорошо. Но приехать-то можешь? Ждём тебя к ужину.

– Не стоит.

– Пожалуйста, приезжай!

– Ты, наверно, не одна? – обронил он неожиданное «ты».

– Познакомлю тебя со всей семьёй. Доезжай до метро «Площадь Восстания»… Выхожу тебя встречать.

Только выбежав на улицу, я спохватилась, что не уточнила, у какого из двух выходов буду его ждать. Увидела, как он шагает навстречу по другой стороне Невского. Модное клетчатое пальто нараспашку. Шаг лёгкий, даже весёлый. В походке – свобода, вызов. О нём – таком – не знала, не догадывалась. Вот что таится под застёгнутым сюртуком: любит жизнь. Жадно любит. Авантюрно, по-отцовски чувствует её.

Володя и обе его дочери встретили Юру так радушно и доброжелательно, будто знали его с давних пор и приезжает он уже бог весть в который раз. Обе подкладывали ему что-то на тарелку, смеялись над тем, что у Майи и у Юры день в день совпали занятия на курсах усовершенствования. По комнате бегал трёхлетний сын Маши – Сашенька. От волнения у меня всё сместилось. Заметила, что пару раз назвала Машиного сынишку Юриком. Следила, как сын рассматривает висящие на стене портреты моих родителей – своих бабушки и дедушки, как переводит взгляд на мою фотографию. Подумать только: сын впервые в доме?.. Отдавать себе отчёт в происходящем было по-прежнему страшно. Внутри нарастало и нарастало какое-то кружение жизни: вспять, вперёд и в «сейчас». А – смысл? В чём смысл? Смысла не было.

Когда сын собрался уходить, ещё раз попросила:

– Останься. Вот тебе отдельная комната, Юра. Располагайся в ней.

– Нет. Я уже сказал, что остановился в гостинице.

– Хорошо. Давай тогда решим: куда тебе пойти? В театр? В музей? Сейчас идёт любопытный документальный фильм – «Воспоминание о будущем».

Его заинтересовало название.

– Фильм я посмотрел бы. Но не один. Вместе со всеми.

– Хорошо. Возьму билеты на всех.

Кинотеатр, в котором шёл этот фильм, находился на Петроградской стороне. Заехав ко мне после сеанса, Юра первым делом спросил:

– А что это за странный дом на площади, недалеко от кинотеатра?

Удивительно: его заинтересовал дом, который и мне с детства казался таинственным и загадочным. Я достала фотографию:

– На площади Льва Толстого? Этот?

– Да.

Сыну нравился город, Невский проспект. Из соборов больше всех – Казанский. Я купила два билета в Мариинский театр на «Лебединое озеро». Спросила:

– Сходим с тобой?

– Нет. Я лучше пойду с кем-нибудь другим.

Наверное, хочет пойти с девушкой, которая ему нравится.

– Ну что ж, хорошо.

А когда он согласился пойти со мной в БДТ на «Хануму», я, вообще не особенно смешливая, всё время ловила себя на том, что, сидя рядом с сыном, безудержно смеюсь и не могу остановиться…

Если Юра приходил к обеду или к ужину, то, поговорив с Володей или с Маечкой, заглядывал ко мне на кухню. Ему нравилось, как я готовлю, нравилось, что наливаю ему в стакан апельсиновый сок и прошу: «Выпей, выпей». Его лицо несколько раз озарялось таким внутренним светом, что я зажмуривалась: «Его ещё узнавать и узнавать». А когда он однажды тихо произнёс: «Мне тяжело», – всё на свете куда-то исчезло. Всё, кроме этих слов. Не знаю, как я сдержалась, как не застонала от муки. Скованная всё тем же страхом –