Голос собеседника был громкий, резкий, уверенный. Если бы не пятнадцать лет общения с владельцами мелких бизнесов и чиновниками районных администраций, я бы прониклась и напугалась. А так очень хорошо ощущала, что это — игра на публику. Пусть она и ограничена мною.

Впрочем, я и вправду в его власти. Лучше не злить.

— Простите, я жила в компании, где о вас предпочитали не говорить.

— И я даже догадываюсь в какой, — ответил собеседник, одарив меня очередной скупой усмешкой.

Подошел к столу, передвинул подсвечник. Я разглядела небольшие чашечные весы. Он щелкнул по деревянному футляру, достал оттуда миниатюрную гирьку-разновес.

— Вот что любопытно, — продолжил он. — Вы способны выжить и даже жить в таких условиях, в таком месте, где не способен выжить я. Какой-нибудь бездельник-философ стал бы делать из этого умозаключения о том, что вы значительнее и могущественнее, чем я. Но при этом вы можете не дожить до утра. Дожить можете тоже. Но пока что шансов на первое больше.

И с легкой усмешкой положил гирьку в чашку. Та лениво опустилась, будто ей была дорога моя жизнь.

Блин, вот тут кто настоящий бездельник-философ, упившийся властью. Но сказать придется что-то другое. Мне нужен диалог, мне нужно понять, есть ли лучик надежды на компромисс, до того, как он скажет, что ему надо. А назвать козла козлом никогда не поздно.

— Вы бывший аптекарь? — спросила я без капельки насмешки, с искренностью ребенка, который заглянул в незакрытую кабину пилота и увидел все приборы одновременно.

— Вы все же немного осведомлены. Или в ваши магические способности входит еще и ясновидение?

Чего? Я еще и колдунья? Ладно, этому революционному инквизитору нужно что-то более интересное, чем обвинить меня в гадании, ворожбе и порче домашней скотины.

— Вот именно этим я специально не занималась, — сказала я с загадочной улыбкой. — Так что, я угадала?

— Отчасти, — ответил собеседник. — Я сын аптекаря. Мой отец решил, что весы правосудия выгоднее весов для пилюль и микстур. Поэтому я избрал стезю адвоката, чтобы защищать интересы простых и добродетельных людей, а потом решил защитить весь город от несправедливости и разврата. На это ушли годы тяжелых и опасных трудов. Мне приходилось скрывать свои намерения и мысли. Мне угрожали слуги коронованного тирана. Надо мной смеялись безумцы, уверенные в том, что возможна свобода без добродетели. Но смешки и угрозы остались позади! Теперь я, Жорэн Лош, Хранитель древнего города Лутт, блюститель добродетели его жителей. Судьба города — на этих весах! Всего города и каждого живущего в нем, — добавил Лош, пристально взглянув на меня, будто вспомнив, к чему вообще этот разговор.

С каждой фразой монолога Хранитель преображался. И без того не мелкий, он, как мне показалось, стал выше и шире. Его глаза сверкали в колеблющемся пламени свечей. Голос стал не столько громким, сколько высоким и пронзительным. Хороший голосок, поставленный. Годен, чтобы убеждать деловых партнеров подождать с возвратом долга. И контрольные организации, нагрянувшие с внезапной ревизией: все нарушения устраним, приходите завтра.

Впрочем, нет. Заимодавцев и ревизоров такой тон обычно не убеждает. Это люди ушлые, наслушались всяческого. Зато такие речуги отлично канают на собраниях небольших трудовых коллективов. С повесткой «почему я не повышаю вам зарплату», «почему надо поработать в выходные без премиальных», «почему с завтрашнего дня надо являться в офис на полчаса раньше». С такими начальниками не надо спорить — не переспоришь. Надо просто уходить и устраиваться на работу туда, где нет такого, блин, патетика-демагога.

Проблема в том, что от этого «начальничка» я не могу просто взять и уйти. Сказав на пороге, что все его достижения — никто в городе не может дышать без букетика увядших цветочков. Надо найти подход к этому маньяку. Но какой?

А что, если сделать вот так?

— Поэтому, — продолжил Лош чуть тише, но столь же напряженно и торжественно, — в первую очередь вам следует быть честной.

Ну, честной так честной. Это не так и сложно.

Я сделала несколько шагов по кабинету — размять ноги. Потом подошла к столу. Присмотрелась и со всего маху шлепнула на одну чашу весов здоровенную медную чернильницу.

— Вот настолько честно пойдет?

Эк я поломала сценарий! Мсье Хранитель-сохранитель прямо-таки замер на месте с разинутым ртом.

Пока он не начал использовать его для очередной тирады, я взяла слово сама.

— Да, я забыла представиться. Алина Сергеевна Трофимова, старший менеджер флористической компании «Миллион роз», гражданка Российской Федерации, житель города Санкт-Петербург. Похищена из служебного помещения, насильственно перемещена на территорию города Лутт, — как здорово, что запомнила это слово, — без ведома своего начальства и своего собственного согласия. Это дает мне полное право не подчиняться законам вашего города, пока я не дам согласия стать гражданкой вашего государства. Я вообще могла бы с вами не общаться, пока вы не предоставите мне свободу и не начнете обращаться со мной как с жертвой похищения. Причем двойного: сначала меня насильно доставили в ваш город, а час назад — к вам.

Я говорила громко, уверенно, настойчиво и не сводила взгляда с Лоша.

Добродетельник, надо отдать должное, оправился от секундного шока и сам уставился на меня. Пока я представлялась, его лицо было напряженно-внимательным, казалось, он впитывал информацию, как губка пролитое вино. Когда же я заговорила о правах, появилось подобие насмешки. Причем презрительно-усталой — старая, надоевшая песня. Я приглядывалась к весам.

Мой монолог был прерван стуком в дверь. Лош подошел, выглянул и пару секунд спустя вернулся. Взглянул на меня. Его лицо окончательно стало презрительным, как у школьника в конце урока по нелюбимому предмету.

— Продолжайте, — бесцветным тоном сказал он.

— Поэтому, — указала я на весы, — честно и справедливо было бы в первую очередь обращаться со мной не как с беглой преступницей, а как с гостьей вашего города, причем недобровольной. Извиниться хотя бы за действия ваших людей. И после этого начать разговор на равных. — Я опять шагнула к столу. Вынула из футляра равновесную гирьку, стоявшую напротив опустевшего гнезда, — сестрицу той, что использовал Лош. Сняла чернильницу, заменила ее гирькой и указала на затихавшее колебание весов. — Вот так будет и честно, и справедливо, и добродетельно.

Хранитель города взглянул на весы, потом на меня. Потом улыбнулся широкой, детской, почти не наигранной улыбкой и начал громко аплодировать.

— Восхитительно, — наконец сказал он. — Я понял, что входит в обязанности старшего менеджера: убеждать людей. И вы делаете это успешно. И если бы мы сейчас были в зале суда, мнения присяжных как минимум разделились бы. А может, вас бы и оправдали. Но есть одна проблема.

Лош замахнулся…

За одну секунду я успела понять и как парирую удар, и как увернусь, и главное — если бы он хотел ударить, то ударил бы. Но замах был уж очень медленный и показной. И я не удивилась, когда Хранитель расчетливо не шарахнул по весам со всей дури, а аккуратно смахнул их со стола.