В разочаровании пролистнул последний словарь. Просто так, листиками пошуршать, прежде чем поставить на полку. Внезапно одна из страниц приковала мое внимание. Вцепилась в глаза единственным иероглифом.

Меня аж бросило в жар.

Я искал перевод с нашего на китайский отдельного слова. Я искал лишь в одной половине каждого словаря. Но была и другая, оборотная сторона, где с китайского переводилось на наш. Я об этом и не подумал… Иероглиф – интересная и сложная штука. Он – и буква, и символ, и несколько символов сразу. Каждый членик этой букашки имеет собственный смысл, а их совокупность – настоящий шедевр человеческой мысли.

И вот я стоял и таращился на единственный иероглиф. Он один символизирует собой два понятия. Рядом – перевод этих понятий, в знакомых словах. Именно перевод-то меня и схватил за глаза. За самое сердце.

Это – открытие. Гениальное. Я сделал его случайно. В сравнении с ним яблоко Ньютона – пустая безделица… Нет, ну все же китайцы – великий народ. Один иероглиф у них означает два слова…

Эти два слова:

Любовь…

И Бессмертие.

Сентябрь в этом году выдался бесконечным. По календарной логике, давно бы должны зарядить дожди, но видно природа решила оттянуть холодную неизбежность, понежиться, сколько возможно, в ласковом свете усталого солнца. Небо – кристальное, синее, без единого облачка. Призрачно проплывают, извиваясь, золотистые нити. Фырчат пропеллерами радужные стрекозы. Снуют изумрудные мухи. А в одном месте я замечаю пляску двух ярко-лимонных бабочек. Чуть колышутся пушистые колоски поседевшей травы. Эта проседь повсюду меж зелени: янтарная, желтая, бурая, кое-где и багряная. Тихо. Едва ветерок – все вздыхает, начинает тревожиться, шуршать, шелестеть, сухо потрескивать. И опять тишина…

Иду по грунтовке единственной улицы сонной деревни. Такое впечатление, что здесь никто не живет. Ни души. Но вот за кустом у забора отъезжает наружу штакетник калитки.

Мне навстречу, улыбаясь, выходит Мира.

Она одета в драные джинсы и рубашку навыпуск. Ноги в галошах. Волосы забраны в клоунский пук. Обнимает, виснет на мне. Тыкаемся носами, губами, и я ощущаю: как бы она ни выглядела, все инстинкты поют: она – моя женщина.

Берет меня за руку, словно ребенка, ведет за собою в дом. После яркого солнца внутри сумрачно, неуютно. Поеживаюсь. Вообще-то я здесь был один раз. Теперь вот второй. Озираясь, осознаю, что Мира нешуточно потрудилась, подготовила дом приему гостей. Точнее, хозяев… И все равно, этот дом обветшал, дышит на ладан. Скрипят половицы. Между досками щели. Перекрытия покосились. Пахнет плесенью, древесной трухой, прожитым веком, старостью, смертью. Чем реставрировать, проще снести.

В свете окна на железной кровати сияет постель.

Перехватив мой взгляд, Мира искрит насмешливыми глазами. Синхронно падаем. Пружины проминаются с веселым визгом. Мы целуемся. Расстегиваю ей пуговки, скольжу все ниже, не отрывая губ, рисуя влажные узоры, от которых она дышит с все большей жадностью. Я добираюсь до знакомого мне места, чуть ниже линии, продавленной резинкой, где у нее удалена, как это принято, растительность, и нанесена, как это модно, татуировка. Ее тагу – латинский значок «m» со стрелкой на конце. Вот я уже целую эту модную причуду – и тут вдруг Мира прикрывается ладонью: нет, нельзя.

Я встряхиваюсь. Да, конечно. Сам же знаю, что нельзя. Моя любовь теперь – всерьез.

Она – беременна…

– А как там наше дело? – спрашиваю, поднимаясь.

– Все хорошо. Как ты планировал. Я проконтролировала.

Выходим с ней во двор. Сворачиваем за угол, вдоль дома, на задворки. Среди бурьяна – выставленные плотными рядами кубы из пеноблоков и из кирпичей.

Я пересчитываю. Все доставлено. Товарный чек – свидетель. Местами упаковка прорвалась. Я поправляю пленку, стройматериалам вредно мокнуть под дождем. Ведь я вложил в них почти всю рублевую наличность. Да, это лучшее, что можно сделать с лживыми бумажками. А Мира – молодец: пока я пропадал в далеком городе, встречала грузовик, следила за разгрузкой, принимала и расплачивалась. Есть женщины в селеньях… И коня… И в избу… Это все – о ней. При кажущейся хрупкости… Придется соответствовать.

– Давно хотел спросить. Твоя татуировка… Что означает буква «М»?

– Особенного ничего. Просто первая буква имени. Миранда. Мира.

– Какое мирное у тебя имя…

– А твое имя? Что оно значит?

– Не знаю. Наверняка что-нибудь значит. А впрочем… теперь уже – ничего.

Сегодня поздновато, скоро вечер. Я устал с дороги. Поужинаем, посидим – и спать. Приступим к делу с завтрашнего дня. Разметим, вобьем колышки. Неплохо б до дождей залить фундамент. А по весне я начну строить новый дом.

И завтра же – они…

– Кстати, тебя ждет сюрприз, – улыбчиво сообщает Мира.

– Сюрприз? Да уж достаточно мне сюрпризов.

– Тебе понравится. Пойдем… – Опять берет меня за руку и увлекает по тропинке к старому сараю из угрюмых серых бревен.

В сарае – все еще загробнее, чем в доме. Таращусь в полутьме. На что-то наступаю – легкий грохот, – палка, – грабли. Чертыхаюсь. И тут же, сразу, у окошка, замечаю: он, без всякого сомненья. Мой фирменный террариум, который я когда-то ей дарил.

А я ведь и забыл. Ну надо ж, сберегла… Подходим. И я вижу. Я тру глаза, не верю – быть того не может!.. Смотрю на Миру. Она – рядом, улыбается, смеется. Я – снова на террариум. И начинаю сотрясаться тихим хохотом.

Там, в глубине, за прутьями решетки, на искусственном субстрате, сидит добротная, раскормленная скорпиониха. Ее дружок забился в угол. Вроде, жив. Но хвост распластан, как веревочка, безвольно… А между ними – словно звезды в темном небе. Слегка поблескивают. Шевелятся. Перебегают. Недальновидные еще без цели копошатся, а самые проворные уже взбираются на спину матери…

Выходим, продолжая улыбаться. Ладони сплетены. Поглядываем друг на друга. Мира разрумянилась. Идем по направлению к дому. Трава шуршит под нашими неспешными шагами.

Я осторожно отстаю, высвобождая руку.

– Ты чего? – мгновенно реагирует она.

– Все хорошо.

– Уверен?

– Да, все нормально. Я покурю. А ты иди… Тебе ведь ни к чему дышать отравой? – добавляю.

В ее глазах мелькает тень обеспокоенности.

– Ну ладно, покури… Давай только недолго…

Она уходит, пару раз еще оглядываясь. У дома стоит лавочка. Приближаюсь, опускаюсь на нее. Закуриваю. Передо мной – стройматериалы, одичалый сад, бурьян вплоть до изгнившего забора, и дальше – поле, лес на горизонте, перспектива…

Они приедут завтра. Ее мама, бабушка, сестра. Придется познакомиться: очень приятно, меня зовут «мужчина в доме», наше – вам. Волнуюсь как мальчишка. А между тем я – взрослый. Взрослый? Что-то сомневаюсь. Быть может, все мое взросление – сплошь попытка бегства из-под юбки, но, кажется, сбежав, я безнадежно попадаю под каблук.