Желудок Джасс проснулся раньше, чем она успела осознать пробуждение, от одуряюще аппетитного запаха жареной рыбы, громко заурчав. Не смея поверить в чудо, она осторожно приоткрыла левый глаз и принюхалась.

– Вставай, вставай, кушать подано! – позвал ее Ириен. – Я все вижу! Ты не спишь!

Он удобно расположился на камне и неторопливо вскрывал лексом раковины моллюсков, аккуратно раскладывая перед собой половинки с еще живым содержимым. Из одежды у невозмутимого эльфа был только вышеупомянутый нож и медный амулет на кожаном шнурке. Однако нагота Ириена меньше всего интересовала в этот миг бывшую хатамитку. Равно как и собственная.

– Ух ты! Здорово! Как я есть хочу!

Приглашать к трапезе Джасс дважды не требовалось никогда, она впилась зубами в горячую рыбу, шипя и плюясь, обжигая руки, губы и язык, но не в силах оторваться от угощения. Обглодав без остановки подряд три рыбины, она набросилась на моллюсков.

– А ты чего не ешь? – спросила Джасс в промежутке между глотками, заметив, что эльф не торопится к ней присоединяться.

– Уже, – похвалился тот, хлопнув себя по плоскому, как доска, животу. – Вкусно!

Джасс не стала спорить, продолжив пиршество. Если эльф говорит, что сыт, значит, так оно и есть, значит, успел наесться, собирая ракушки. Вон, целую гору осколков набросал.

– И куда теперь? Обратно в Чефал? – спросила Джасс, залезая на теплый камень, поближе к эльфу.

Ириен откинулся назад на локти, подставив утреннему солнцу лицо и грудь, не то размышляя с закрытыми глазами, не то просто наслаждаясь льющимся с небес теплом. Оно и понятно, они оба не видели солнца целое шестидневье.

– Нет, там делать нечего, – лениво проговорил он. – Лучше подождем лангу.

– А как они найдут нас?

– Я послал вестника Малагану.

– Какого вестника? – не поняла Джасс.

– Птицу. Чайку, – сказал эльф, запрокинул голову назад и открыл один глаз. – А что? Хороший вестник, быстрый и достаточно разумный.

Отчего-то Джасс сразу поверила. После чудесного высвобождения из каменного лаза, после безумного бега в потоках нездешнего ветра она знала, что Ириен совсем не простой эльф, если слово «простой» вообще применимо хоть к кому-то из этого племени.

– Ты волшебник? – тихо спросила девушка.

– Не совсем. Я Познаватель. Ты должна знать, кто это.

Она знала. Холодные потоки беспокойства струились где-то вокруг переполненного желудка.

– Хэйбор говорил, что Познавателей больше нет, – не слишком уверенно заявила девушка.

– Среди людей, – уточнил эльф, по-прежнему взирая на Джасс одним серебристым глазом.

– Почему ты мне это говоришь?

– Потому что это ты, – просто ответил он и снова погрузился в расслабленное созерцание внутренней поверхности век.

– Это не причина.

– Очень даже причина, такая же, как и любая другая. Может быть, мне просто приятно, что моей тайной будет владеть красивая и сильная женщина. Может быть, мне хочется, чтобы эта женщина отнеслась к моей скромной персоне со всей возможной серьезностью и внимательностью. Может быть, мне не хочется, чтобы между нами имелись какие-то тайны. Все ведь может быть, Джасс, разве не так?

Джасс ничего не смогла ответить. Вернее, она не могла ответить ничего вразумительного. Мысли вертелись в голове бешеным водоворотом, и изловить в нем что-нибудь толковое бывшая хатами не сумела, как ни старалась. Хэйбор мало рассказывал о Познавателях, ровно столько, сколько нужно было для пояснения тайн Истиных Имен. Для каждого разумного существа, обитающего под двумя лунами этого мира, сохранение тайны собственного имени было непреложным правилом жизни, непоколебимым постулатом существования.

Будь ты королем ли, свинопасом, колдуном, воином, разбойником или святым, самым ничтожным из нижайших или великим и могучим, орком, человеком или эльфом, ничто не даст большей власти над духом и телом, чем твое Истинное Имя. А посему береги его от врагов, друзей, родни, жен, мужей, от любящих и ненавидящих, ибо нет сокровища ценнее от рождения и до самой смерти.

– Не бойся, – странно улыбнулся эльф. – Я для тебя не опасен.

– А я и не боюсь…

– Неужели? – сладко потягиваясь, пропел Альс и посмотрел на Джасс так…

Видит богиня всех страстей лилейноликая Сайлориан, от этого гибкого, немного звериного движения Джасс просто не могла отвести взгляда. Люди так не умеют и никогда не научатся. И не бывает у людей таких красивых светлых глаз, зовущих и обещающих. А еще говорят, что эльфы обладают какой-то особенной любовной магией, которая делает женщин податливыми их желаниям, и устоять против их магии невозможно, если рождена ты сама способной рожать.

Была ли в Ириене эта магия, Джасс не знала и, признаться по правде, знать не хотела. Разве это имеет хоть какое-то значение?

– Ты… – пролепетала она.

Он осторожно коснулся ее руки. Почти неуловимо, словно теплый ветерок, но прикосновение обожгло и заставило женщину закусить до боли губу.

– Ты ничего не должна делать против воли. Ты ничего мне не должна и… – Он вздохнул, не отводя испытующего взгляда. – И если ты сейчас передумаешь… я не обижусь и это ровным счетом ничего не изменит.

Джасс чувствовала, что в воображаемых песочных часах, заключенных у нее внутри, сквозь узкое горлышко перемычки проскальзывает последняя песчинка и пути назад закрыты навсегда. Ириен прав. Даже если она сейчас, как он выразился, передумает, ничего не изменится. Просто в другой раз не будет такого удивительного утра, и океана за спиной не будет, и острого запаха морской травы. Они потеряют этот день навсегда. Поэтому Джасс не собиралась отступать. И не хотела. Она протянула к нему руки…

– Даже не надейся…

И в миг их полнейшего слияния, когда рухнули все преграды, Ириен распахнул ей свое сознание. Впустил в себя, открывшись без остатка навстречу. И точно так же, как он пребывал в ней, так и она отныне пребывала в нем. Словно лодка посреди его океанской глади, словно облако в его бескрайнем небе, словно лепесток в объятиях его урагана. Оставаясь при этом одновременно и самой собой, и частицей огромного целого, каким стал отныне их общий мир. И в этом мире никто никого не порабощал, не желал растворения в себе, не требовал ничего взамен своей невиданной щедрости. В этом мире – мире двух любящих душ – имелось место для всего и даже для свободы. Он дарил ей все, чем обладал, и никаких тайн и недосказанностей меж ними не осталось…

– Я никогда не думала, что будет так.

– Как?

– Так… невозможно. Это потому, что ты…

– Нет. Это потому, что я тебя люблю.

– Так просто?!

– Угу.