– Прости, любимая, так получилось, – шепнул он растерявшей всю свою привлекательность сарцианке и дважды ударил кинжалом – под левую лопатку и в основание затылка.

Глаза Мирей закатились, она ничком повалилась на пол. Ведьмовская сила могла удержать жизнь даже в теле с проткнутым сердцем и перебитым позвоночником, но сила сгинула вместе с темной душой. Сарцианка умерла.

Франсуа ткнул носком туфли в бедро и покачал головой.

– Говорят, конечно, будто я не слишком разборчив, но это…

Я никак на неуместную остроту не отреагировал, ухватил полотенце и затянул его на проткнутом бицепсе.

– Мирей и была твоей ведьмой? – поинтересовался Блондин, разминая пальцы. Воздух вокруг них искрил и подрагивал, как случается всякий раз, когда истинные маги захватывают слишком много эфира.

– Нет, у этой оба глаза в порядке, – ответил я, навалился спиной на стену и прохрипел: – Позови Микаэля!

Франсуа просьбы словно не услышал, перевернул покойницу на спину и заглянул в остекленевшие глаза, после опустил веки каким-то отчасти даже нежным движением.

– Да зови уже Микаэля! Быстрее! – повторил я, зажимая порез на груди ладонью. В мыльне вновь потеплело, но меня начал бить озноб, кровь сочилась меж пальцев, подступало беспамятство.

– Только Микаэля? – уточнил Блондин.

– И Мартина! Всех зови! – выдавил я из себя и размеренно задышал, погружая сознание в транс.

Помогло. Боль стихла, сердце унялось и перестало с бешеной скоростью сокращаться, гоня кровь по жилам, эфирное тело поделилось живительной силой с бренной плотью, и в кои-то веки мне удалось добиться успеха в самолечении, затянув порез на бедре, пусть тот и набух готовым лопнуть от любого неосторожного движения рубцом. Но вот дальше – никак, остальные раны так и продолжили кровоточить.

Первой в мыльню влетела перепуганная Марта. Ведьма уставилась на безжизненное тело Мирей, сразу опомнилась, подбежала ко мне и опустилась на колени.

– Что с тобой, Филипп?!

– Сама не видишь? – рыкнул я. – Кровь останови!

Марта потянулась к длинному порезу на груди, но я ослабил затянутое на бицепсе полотенце и попросил:

– Сначала руку!

Кровотечение из глубокой колотой раны усилилось, ведьма накрыла ее ладонями и что-то неразборчиво зашептала. Тогда только появился Микаэль. Он встал в дверях и хохотнул.

– Филипп! Ты домогался подружку Франсуа? Некрасиво-некрасиво!

Явившийся следом Блондин отодвинул бретера с прохода и укоризненно произнес:

– Не надо грязи, сеньор Салазар! Мой друг Филипп проявил лучшие качества благородного человека!

– Лучше бы поступил как конченый подонок, – хмыкнул Микаэль. – Шкура бы целее была!

Франсуа де Риш ничего не ответил, расстелил на полу дерюгу и перевалил на него тело Мирей.

– Филипп, надеюсь, все останется между нами? – спросил он и пояснил: – Это личное!

Я лишь кивнул. Целительная волшба Марты заморозила плечо, боль сгинула, и рана затянулась, оставив после себя на коже лишь красное пятно. Ведьме мое излечение далось нелегко: она шумно и часто дышала, по осунувшемуся лицу обильно струился пот. И все же одной рукой девчонка не ограничилась и повела ладонью по вертикальному разрезу на груди.

– Ты что творишь, бестолочь?! – немедленно одернул ее Микаэль. – Рана поверхностная! Куда ты столь силы вливаешь, дура?!

Марта закусила губу и покрутила пальцами, по груди прошелся приятный холодок, и кровотечение прекратилось, порез превратился в едва заметную белую полоску. Старый диагональный шрам, протянувшийся от правого плеча к левому подреберью, бросался в глаза несравненно сильнее. Я с облегчением перевел дух, а маэстро Салазар указал ведьме на рубец на бедре.

– Сделай что-нибудь с этим убожеством, у меня от столь похабного исполнения глаза кровоточить начинают!

– Тебе на него не смотреть! – огрызнулась Марта и наложила ладони на мое кое-как залеченное бедро. Боль тут же перестала дергать ногу, я почувствовал себя почти живым.

Франсуа к этому времени уже завернул покойницу в дерюгу, ухватил ее за ноги и вытащил в предбанник, а после вернулся, набрал в ушат горячей воды и принялся замывать кровь. Уж не знаю, как он намеревался избавиться от тела и зачем ему это понадобилось, но подручных в свои планы посвящать точно не собирался.

– Все! – коротко выдохнула Марта и уселась рядом со мной. Ее коротко обстриженные серебристо-серые волосы потемнели и слиплись, а пропитавшаяся потом рубаха слишком явственно облепила грудь, пусть едва наметившуюся и плоскую, но с отнюдь не мальчишескими сосками.

Микаэль перехватил мой взгляд, снял с себя камзол и накинул его на плечи ведьме.

– Я приготовлю отвары, – сказала девчонка, поднялась на ноги и оперлась на стену, но сразу выпрямилась и поплотнее запахнула камзол бретера.

– Сначала переоденься и отдохни, – потребовал я, вставая с лавки. – Микаэль, проводи… Мартина до комнаты и возвращайся.

Левую сторону тела словно заморозило, оно при этом занемело и потеряло всякую чувствительность, словно обпился вытяжки из корня мандрагоры. Франсуа замыл кровь и, отсалютовав на прощанье, покинул мыльню, тогда я набрал в ушат холодной воды, добавил пару ковшей кипятка и облился, решив не тратить время на долгие омовения. По залеченным магией ранам словно наждаком прошлись, и резко закружилась голова, но почти сразу слабость оставила меня и отступила дурнота. Живу. Живой. Хорошо.

Ангелы небесные! А ведь мог бы и не…

Осторожно промокнув кожу полотенцем, я вышел в предбанник, оделся и поплелся в таверну. Франсуа на заднем дворе уже не было, а в дверях меня встретил маэстро Салазар. Мы уселись за стол у растопленного очага; когда явился хозяин, я велел подогреть с медом, изюмом и корицей кувшин красного вина. Пришлось доплатить, но без глинтвейна сейчас было точно не обойтись.

Некоторое время спустя в обеденный зал спустился проспавший все на свете Уве, по-прежнему щеголявший изрядных размеров шишкой на лбу. Он принес себе с кухни миску каши, сонно зевнул и начал размеренно работать ложкой. Следом пришла Марта, одевшаяся приличествующим ситуации образом. Ее глаза запали, бледная кожа казалась даже белее обычного.

– Почему Мирей пыталась тебя убить? – напрямую спросила ведьма, и у школяра от изумления каша изо рта вывалилась.

– Что? – просипел Уве, откашлявшись.

– Принеси еще тарелку! – распорядился я и передвинул девчонке кружку с горячим вином. – Пей!

– Филипп!

– Пей!

Марта послушно приложилась к кружке, осторожно отпила, а после недолгой паузы сделала еще несколько глотков глинтвейна. Щеки ее моментально порозовели.

Вернулся с кашей Уве, поставил тарелку перед ведьмой и осторожно произнес: