Ее голос прозвучал жестко, резко. Никогда она так не разговаривала с сестрой! Тем более что Нелька давно ведь рассказала ей, почему не уехала с Даней, и Таня, кажется, ее поняла…

– Я тогда… не могла… – пробормотала Нелька.

– Могла! – В Танином голосе не было ни тени сочувствия. – Ты родила от него ребенка, значит, ты его любила. А это единственное, что нужно.

– Но я… – пролепетала Нелька. – Я же не знала…

– Ты взрослый человек – пора знать, что ничего дороже нет. Никакой мысли, идеи, работы, заботы, родины – ни-че-го! Ты должна была оставить все и уехать с ним. – Она наконец оторвала взгляд от племянника, обернулась к Нельке и тут только заметила, что с ней происходит. – Нель! – воскликнула Таня, подхватывая ее под руку. – Нелличка, плохо тебе, да? Сядь, сядь. Успокойся. Да, хороша я… Как будто теперь что-то можно изменить! Нель, ну прости меня.

– За что прощать, Таня? – чуть слышно проговорила Нелька. – Это же правда. Ничего дороже нет…

И вот теперь она смотрела на мужчину, о котором были сказаны когда-то эти слова, и все с той же ясной силой понимала, что они – правда.

«Моя жизнь прошла без него. Зачем? Сострадание… Какое у меня тогда к Олегу могло быть сострадание, господи! Так – глупый домысел, пустая игра, выдуманный долг… Что я наделала?!»

Даня подошел к ней, складывая и пряча в карман листы протокола.

– Ну вот и все, – сказал он. И, присмотревшись к Нелькиному лицу, встревоженно спросил: – Нель, ты испугалась? Почему ты плачешь?

– Я… Ничего, Дань, это неважно, – проговорила она и поспешно вытерла слезы.

– Пойдем?

– Да.

Он открыл подъезд, они поднялись по лестнице – на какой этаж, Нелька не заметила.

Даня открыл балконную дверь. В квартиру вкатились, как волна, шумы и шорохи ночного города. Да, была уже ночь. Он стоял у балкона и смотрел на подсвеченный купол на холме напротив. Его силуэт был резок и ясен на фоне темного неба, и звезд, и уличных огней. Нелька молчала.

Наконец он обернулся.

– Неля, – сказал он, – а ведь я боялся тебя увидеть.

– Боялся, что я совсем старая? – усмехнулась она. – А я оказалась еще ничего?

– Да нет.

– Что – нет? Совсем старая оказалась?

– Не этого боялся. А того, что увижу тебя и… И как будто чужую. Это было бы невыносимо. Ты понимаешь? – Она молчала, и он объяснил: – Я же тебя и в первый раз увидел с очень ясным чувством, и во второй, и в третий. Мне каждый раз казалось, что передо мной… не чужой человек. Это я осторожно так называю, извини. – Он усмехнулся. – Я привык говорить осторожно.

– А я не привыкла.

Нелька подошла к Дане, коснулась его плеча. Под тонкой белой рубашкой оно было твердое, как камень.

– Ну да, мы с тобой прожили наши жизни по-разному, – кивнул он. – Конечно, у нас разные привычки.

– Я не о том.

Нелька смотрела на свою ладонь, лежащую на его плече. Это было захватывающее зрелище!

– А о чем? – спросил Даня, не глядя на нее.

– Страсть, может, меньше стала. За эти тридцать пять лет. А любовь – нет. Вот о чем.

Он быстро обернулся, посмотрел ей в лицо. Нелькина ладонь скользнула вниз от стремительности его движения, и он накрыл ее руку своею, подхватил, удерживая у себя на плече.

– Страсть, должен тебе сообщить, тоже не сильно меньше стала, – сказал он. – У нас же здесь так долго живут, что даже неприлично. И страсть поэтому теряют не слишком рано.

Нелька засмеялась. Он изложил эту мысль немного коряво, но вполне понятно.

– Нель… – сказал Даня. Она с удивлением посмотрела на него: слишком робко вдруг прозвучал его голос, это было совсем на него не похоже. – Оставайся со мной, а?

– Ну, я же и не ухожу. – Она пожала плечами. – Куда я ночью денусь? И к тому же у меня даже зубной щетки теперь нет.

– Оставайся со мной совсем, – сказал он. – Совсем, навсегда. Я тебе куплю зубную щетку.

– Даня…

Нелька вгляделась в его глаза. Они блестели тем же самым тревожным блеском, каким блестели в тот день, тридцать пять, то есть тридцать шесть лет назад, когда он сказал ей: «Неля, поедем со мной!» Не сказал, а выдохнул. Она помнила тот день так ясно, как будто это было вчера. Даже как будто сегодня.

Он ждал. Он теперь точно так же не знал, что она ответит!

«Странные они все-таки», – подумала Нелька.

– Даня! – сказала она. – Ну что ты так жалобно на меня смотришь?

– А как мне еще смотреть? Я же не знаю, что ты ответишь.

– Вот именно. Странные вы люди!

– Кто – мы?

– Мужчины. Ты же разведчик – и не догадываешься, что я отвечу?

– Представь себе.

– Я останусь с тобой. А ты что думал?

– Я… – И тут он рассмеялся с такой беззаботностью, с таким простым счастьем, какого и предположить было нельзя в том закрытом, сдержанном человеке, каким он стал. – Я полный дурак, Нелька!

– Почему?

Она тоже улыбнулась.

– Потому что думал… Я думал как будто не о тебе! Ну, понимаешь, – объяснил он в ответ на ее недоуменный взгляд, – я думал, что ты, может быть, скажешь: нам стоит попробовать, надо пожить некоторое время вместе, возможно, не совсем вместе, а просто повстречаться, присмотреться друг к другу… Я полный дурак! – повторил он. – Надо совсем тебя не знать, чтобы подумать, что ты не сделаешь сразу, а начнешь рассуждать.

– А ты меня знаешь? – хмыкнула она.

– Знаю. – Он крепко сжал Нелькины пальцы. – В этом все дело.

Все время, пока они разговаривали таким вот странным образом, на полуптичьем языке, ее рука лежала у Дани на плече, под его рукою. Она и тогда чувствовала, какие сильные у него пальцы, а теперь, когда он сжал их, Нелька вскрикнула.

– Ч-черт! – Он быстро поднес ее руку к своим губам и подул на нее. – Все-таки я от тебя отвык.

– Немудрено было отвыкнуть! – заметила Нелька. – Ладно, будем привыкать, куда теперь деваться.

– Тебе не будет скучно, Нель. Я тебя познакомлю со всеми художниками, – поспешно пообещал Даня. – Честное слово! Я их всех здесь знаю. Не зря меня и в молодости к ним тянуло. Их способность думать черт знает о чем посреди самодовольного мира чрезвычайно привлекательна. Тебе это тоже свойственно, по-моему.

– Да уж, – вздохнула Нелька, – в способности думать черт знает о чем мне не откажешь.

Она наконец оглядела комнату. И заметила деревянную фигурку, стоящую на полке у окна.

– Это тот шут? – улыбнулась Нелька, подходя поближе. – С дыркой от бублика? Из камчатской каменной березы.