И в самом деле, за каким хреном ее занесло в это царство Аида? Надежда? Предположение, что Кайзерина со свойственным ей легкомыслием в некоторого рода делах и равнодушием к прошлому пропустила нечто важное, что заметила теперь Ольга? Впрочем, над бедной Кейт довлел и обычный – вполне, стоит заметить, простительный в ее обстоятельствах – страх.

«Страх…»

Луи-Виктора зарезали в Ницце пять лет назад. На набережной, на глазах праздно гуляющей публики, грубо и показательно, в стиле Каморры или марсельской мафии, полоснув по горлу острым, как бритва, ножом. Фотографии мертвого Луи обошли тогда первые страницы всех французских газет. И не зря. «Маркиз де Верджи» пользовался определенной, хотя и весьма специфической, известностью. Он был своим – какой бы смысл вы не вкладывали в это слово – в казино Ниццы и Монако, на ипподромах и в боксерских клубах. Он был знаком со многими героями светской хроники, но водил дружбу и с обыкновенными бандитами. Всей его «славы» Кейт, разумеется, не знала, да и не интересовалась ею. Однако даже она слышала об обвинении Луи-Виктора в вооруженном ограблении ювелира. Впрочем, полицейским так и не удалось тогда ничего доказать, и де Верджи был «освобожден из-под стражи за недоказанностью подозрений». Об этом тоже писали газеты.

«Писали…»

Но она… Для нее все это было иначе, совсем не так, как для других. Ведь она его…

«Я… Бог ты мой! Выходит, что я его действительно любила!»

Кейт Кински познакомилась с де Верджи «на водах» в Баден-Бадене. Тетушка Ленель привезла Кисси на первые большие смотрины, а Луи-Счастливчик развлекался там же в веселой и шумной компании золотой молодежи из половины европейских столиц и, разумеется, играл в казино. Его окружали шикарные женщины и великолепные мужчины. Но ни один мужчина не мог конкурировать с умницей и красавцем ди Верджи – «настоящим мачо», если уж быть кристально искренней, какой могла быть теперь жившая уже вторую жизнь Ольга, но не могла быть тогда семнадцатилетняя дебютантка Кисси. И вот что интересно, он ведь тоже увидел именно ее, разглядев девушку среди окружающей «массовки». Увидел, подошел и… Следующие два года пролетели как в сладком сне, но в конце концов…

«Все умерли…»

Ну, где-то так все и вышло.

Луи говорил, что они уедут. Он рассказывал о Нью-Йорке, Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айресе. Обещал… О! Он много чего обещал. «Ты будешь жить как королева», – говорил он, сводя Кейт с ума своей чарующей улыбкой, но он, разумеется, ее обманывал.

«А может быть, и себя тоже…»

Наверное, он любил Кисси, иначе с чего бы, Луи оставаться с ней так долго? А он оставался. Исчезал – так случалось – на неделю или две, но всегда возвращался, и каждое его возвращение превращалось в грандиозный праздник, в огне фейерверков которого сгорали прежние обиды и печали. И так было всегда – все эти два счастливейших года ее жизни – и должно было продолжаться вечность. «Пока мы не состаримся и не умрем в один день…» На это Кейт была, разумеется, согласна, ведь все правильные сказки заканчиваются именно так.

Луи-Виктор был красив, высок и обворожительно мужественен. А еще он был весел и щедр, и не думал о завтрашнем дне. Он был легок на подъем, пил, не пьянея, и лгал, не отводя глаз. И еще его окружала аура тайны. Его секреты казались опасными, но поцелуи отменяли любые сомнения, а страсть сжигала страх. Но однажды…

«Если вдруг что-то пойдет не так…» – сказал он, глядя Кейт прямо в глаза.

«Если вдруг… Он что-то знал? Предчувствовал? Предполагал?»

Он назвал ей адрес и имя человека, и они поехали в Оперу. А через месяц его не стало, и Кейт оказалась вдруг одна-одинешенька в целом мире. Ее горе было огромно. Безмерно. Безысходно. А еще ей было страшно, горько и одиноко. И неожиданно не стало денег, и чтобы добраться до родственников в Зальцбурге, пришлось продать бриллиантовый гарнитур, который Луи подарил ей на восемнадцатый день рождения. Она стояла в темноватом помещении ломбарда, смотрела, как работник заворачивает ее бриллианты в замшевый платок, и плакала. Ей было жаль расставаться с кольцом и серьгами, ведь их выбирал сам Луи-Виктор, но делать было нечего. Оставаться в Монако она не могла, а родственники… Родственники, как ни странно, ее возвращению не удивились, приняли «блудную племянницу» с великодушием старой знати, и уже через полгода Кейт стала Екатериной Альбедиль-Николовой…

«Бедная девочка…»

Ну что же, воспоминания о печальном опыте супружеской жизни не доставляли удовольствия даже нынешней Ольге-Кайзерине, не имевшей, к слову, большого – не говоря уже о счастливом – жизненного опыта. Что ж говорить о настоящей Кайзерине, успевшей сжечь два года своей короткой жизни в огне настоящей любви и подлинной страсти?! Коротко говоря, исполнение супружеского долга ничего кроме омерзения у Кейт не вызывало и вызвать не могло…

«Ужас!»

Но, к счастью, в момент заключения брака барон находился уже в том возрасте, когда изменения в «общем состоянии организма» происходят быстро и часто неожиданно. Так случилось и с Альбедиль-Николовым. Вот, казалось бы, еще вчера он был крепок и охоч до прелестей юной жены, а сегодня ему уже «никак не до этого». Так что на самом деле страдала Кайзерина не сказать чтоб очень долго, – хотя и страдала, – а спустя еще немного времени смогла уже вполне насладиться своим положением замужней, но совершенно независимой женщины. Но это та Кайзерина, которая о Луи-Викторе старалась даже не вспоминать. Ей было слишком больно думать о «лучшем мужчине своей жизни», а боль – это именно та вещь, которой по возможности следует избегать. Она и избегала. И Ольга была с ней в этом вполне солидарна. Ей-то на что сдались эти «мучительные» воспоминания? Де Верджи ей никто! Не она была в него влюблена, не она сходила по этому красавчику с ума. Но, с другой стороны, именно Ольга могла без тени страха – так ей поначалу казалось – и без каких-либо «привходящих обстоятельств» припомнить и оценить слова покойного Луи-Виктора.

Адрес и имя. Сказал ли он это просто так – для красного словца – или имел в виду что-то определенное?

«Возможно…»

Сейчас, по прошествии времени, глядя в прошлое Кайзерины Кински трезвым взглядом Ольги Ремизовой, к словам «маркиза» де Верджи можно было отнестись и с большей серьезностью, чем сделала это однажды – много лет тому назад – взбалмошная красотка Кисси.

«Если подумать…»

Ольга выпила вторую порцию коньяка и сделала знак женщине, стоявшей у стойки, повторить. На нерве алкоголь сгорал влет, а Кайзерине сейчас как раз требовалось пусть и небольшое – легкое, в «весе пера», – но настоящее, без дураков, опьянение.

«Итак…»

Итак, Ольга вспомнила слова Луи и решила, что «пожалуй, в них что-то есть». А поскольку нынешняя Кайзерина была уже не то чтобы доподлинная Кейт Кински, но в то же время и никак не настоящая Ольга Ремизова, то и мысль у нее зачастую означала не только мысль, но и немедленное действие, чего ранее не замечалось ни за одной, ни за другой. А раз так, то вспомнила, обдумала, решила и поехала вместилось в считанные часы. Однако затем, когда она была уже в пределах физической досягаемости, цель поездки вдруг показалась Кайзерине не такой уж убедительной, но главное, не настолько желанной, чтобы переться за ней к черту на кулички и притом рисковать…