– Это будет безумством, которое меня не спасет, а тебя погубит! – ответила Хишелат. – Если тебе дороги моя просьба и мой покой – беги! Пусть не будет напрасной моя жертва. Ты оправдался в моих глазах и снял тяготу с моего сердца. Уходи теперь. Живи для Потифэры и своей родины; отомсти тирану за меня и землю Кеми, но не забывай никогда, что Апопи – мой отец!

– Я буду жить мщением и надеждой отнять тебя у негодяя, который и погибнет от моей руки. Тогда мы будем счастливы и ничто не разлучит наши сердца. Если доселе я любил тебя, то теперь – боготворю, как саму Изиду.

– Прощай, Армаис! Предчувствие шепчет мне, что телесными очами я не увижу тебя более; но в твоем сердце бедная Хишелат будет жить вечно. Прощай, прощай! Иди, каждая минута дорога.

Она обняла его и горячо, несколько раз поцеловала в губы; но когда Армаис захотел удержать ее, царевна выскользнула из его рук и скрылась в темноте.

Хишелат бросилась ко дворцу; но, пробежав несколько аллей, она остановилась и, в порыве безумного отчаяния, бросилась на сырую траву. Ей казалось, что Армаис уносит с собой ее сердце, жизнь и будущность, и что она летит в пропасть, более ужасную, чем сам Аменти.

Каким-то чудом нашел ее Уна. Заметив с ужасом, что молодая царевна лежит без сознания, окоченев от холода в своей легкой тунике, карлик поднял ее голову, потер руки и виски и едва привел наконец в чувство.

Хишелат дотащилась до своей комнаты и легла. Голова ее горела, а руки и ноги налились точно свинцом. Когда на следующий день служанки царевны, обеспокоенные тем, что не слышат ее зова, вошли в опочивальню Хишелат, то нашли ее без памяти; глаза ее были неподвижны, а все тело покрыто холодным потом. Царевна уже никого не узнавала, и призванные врачи нашли состояние ее тревожным. Несколько часов спустя, после того как радостные звуки труб возвестили жителям Таниса помолвку дочери фараона с Адоном, по городу разнесся слух, что молодая царевна лежит в горячке и жизнь ее находится в опасности.

VIII

Солнце вставало из-за Аравийских гор, отливая золотом и пурпуром на тихой глади Нила и видневшихся вдали храмах и обелисках Фив. По обмелевшей теперь священной реке, сжатой плоскими отмелями или шероховатыми грудами черной, сожженной и перепревшей на солнце грязи, медленно двигалась простая, выкрашенная в черное лодка с небольшой каютой посередине. Шесть гребцов, то отпихиваясь шестами, то работая веслами, где позволяла глубина, с трудом подвигали судно.

Разбуженные, должно быть, криками рулевого, из каюты вышли два человека и, прислонясь к мачте, стали рассматривать окрестности. Один из них, небольшого роста, полный, веселый и подвижной, вступил в разговор с матросами; его спутник, стройный и высокий молодой человек, молча и грустно глядел на пустынную картину по обоим берегам реки. Египет превратился, казалось, в пустыню; песок всюду покрывал поля, на этом желтом, блестевшем в раскаленном воздухе саване кое-где едва-едва виднелась чахлая, с пыльной листвой растительность.

– Смотри, вот и Фивы! Через несколько часов мы там, – весело сказал маленький человек, бритая голова которого указывала на его жреческий сан.

– В моем горе и приезд не радость! – ответил другой, вздыхая; а затем, указывая рукой на пустынный берег, он с горечью прибавил: – Чье сердце не обольется кровью при виде такой картины! Это – земля Кеми: какая-то песчаная пустыня, и в такое время года, когда жатва должна бы была покрывать страну; а эта наполовину высохшая речонка – Нил, величавые воды которого уже с месяц тому назад должны бы разнести повсюду плодородие и жизнь! О, когда же наступит конец гневу богов?..

Лицо жреца омрачилось.

– Ты прав, Армаис, мы переживаем ужасное время! И в этом году нечего рассчитывать на урожай. Как только прокормим мы этих несчастных еще целый год!

Армаис ничего не ответил, и оба молча вернулись в каюту. Только подъезжая к Фивам, Армаис опять заговорил со своим спутником, писцом одного мемфисского храма, которому он давал поручения к отцу и Хишелат. Лодка скоро пристала к берегу; гребцы вынесли несколько плетеных корзин с вещами путешественников, а писец кликнул носильщиков, и оба спутника расстались. Армаис отправился искать Гора, начальника полицейской стражи у Таа, а писец пошел в храм Амона.

Бедствие, угнетавшее Египет, заметно тяготело и над древней столицей Верхнего Египта, где не было пышности фараонова двора, маскировавшей общественную нищету, как в Танисе.

Гор занимал маленький, но удобный домик неподалеку от дворца Таа. Он глазам не верил, увидав Армаиса; друзья радостно обнялись и вновь приехавший был немедленно водворен в комнате рядом. Когда Армаис подкрепился едой, завязалась беседа; но привезенные известия были невеселы и смерть Аснат повергла Гора в глубокое отчаяние.

– Прежде я еще верил в возможность несчастья с лодкой; но с тех пор, как Иосэф открыл свои виды на Хишелат, я убежден, что Аснат убита: сестра должна была очистить место супруге из дома фараона, которая открыла бы ему дорогу к трону, – закончил свой рассказ Армаис. – Когда же двинемся мы, наконец, на Танис, накажем дерзкого пса и потащим по улицам его окровавленную падаль? – пробормотал он сквозь зубы.

Гор встал и в волнении провел рукой по своему расстроенному лицу.

– Кто знает? Может статься, этот час и ближе, чем ты думаешь! Ты прибыл как нельзя более кстати; сегодня назначено очень важное собрание у Таа. Князья всех верхних областей страны собрались в Фивы, чтобы обсудить возможность общего восстания, которое и выведет нас, наконец, из невыносимого положения. Нищета здесь ужасная; все монархи стали данниками, а народ – рабами Апопи. Удивительно, с каким самопожертвованием храмы и знатные люди прокармливают воинов, чтобы сохранить войску здоровых и сильных людей! Но дольше это продолжаться не может, иначе армия будет уничтожена голодом, подобно всему остальному; так что теперь почти необходимо решиться на что-нибудь, и ты попал как раз вовремя, чтобы объяснить царю и военачальникам общее состояние умов на той стороне, какими силами располагают гиксы и их средства к обороне. Я сейчас же отправлюсь к царю испросить у него дозволение привести тебя сегодня вечером на тайный совет. А ты отдыхай пока и собирайся с мыслями; нам еще много надо поработать, чтобы отомстить за наше загубленное счастье! – закончил Гор.

Когда дневной жар спал и сменился вечерней прохладой, Гор с Армаисом отправились во дворец Таа III; оба были серьезны и, затаив личное горе, обсуждали только состояние страны. Гор посвящал своего гостя в настоящее положение дел, затем описал ему вкратце всех собравшихся князей и сообщил, что приготовления к войне, которые уже столько лет с необычайной энергией делались Таа III, теперь почти закончены, насколько позволяли обстоятельства; флотилия была готова, а оружие и военные припасы собраны в складах. Доблестный царь, исполненный отваги, ждет не дождется момента открытия военных действий, чтобы осуществить мечту всей своей жизни – освободить родину от иноплеменного ига. Деятельным помощником Таа, по словам Гора, был Амес – энергичный и мудрый не по летам юноша, тогда как Камес, – наследник престола, не принимал участия в делах по своему болезненному состоянию, и, по всем вероятиям, протянет недолго.