— Угу, как же, — Лиза поморщилась. — Бергалиева мне не сказала ни слова. Они вообще меня избегают сейчас.

— Ну и что? Деньги платят? Машину не забрали? Охрану к тебе приставили? Я же говорю — все за тебя.

— Но нельзя же молчать! Когда кругом фашисты, в открытую…

— Какие фашисты? Ну какие фашисты? Эти, что ли? Твое сборище плешивых дегенератов? Тоже мне, высшая раса. Я понимаю, были бы молодые, типа, блондины, арийцы там. А это клоуны просто, вот и плевать на них всем. И ты наплюй.

— Я бы и плевала. Если бы не паяльные лампы.

— К черту лампы. Я бы на твоем месте лучше о юристах позаботилась.

— Это еще зачем?

— Да, в общем, — Катька впервые замялась. — Вдруг начнется политика.

— Что за политика?

— Молодежная. Ты скажи, ты вообще не еврейка, да? Ни грамма?

— Блин.

— Нет, серьезно.

— Моя бабушка встречалась с одесситом, — хмуро ответила Лиза. — Это считается?

— Э… м-м… нет, наверное нет. И у тебя что, никаких связей? — допрашивала Катька.

— Каких «связей»? — Лиза окончательно запуталась.

— Ну в этой, в иудейской общине. В каких-нибудь организациях? Чтобы тебя прикрыли?

— От чего прикрыли? Хватит вилять, говори уже.

— Да в общем, в конечном итоге, — Катька облокотилась на сетку, но опомнилась и стала прямо. — Кое-что назревает там. Рассказывали на государственном. Лиза молча уставилась ей в лицо.

— Ну, в общем, — сказала Катька, опять теребя сетку. И снова замялась. В ячейке что-то заворочалось и подняло голову: бледный грибок с треугольной шляпкой, зачеркнутой крест-накрест — X.

21 мая 2005 года

Мобильник снова дернулся и пополз на край стола. Он знал, кто звонит. И догадывался, почему. В последнее время у Макса выработался дар неприятного предвидения. Каждый раз, поднимая трубку или открывая рабочий почтовый ящик, Максим кожей ощущал, что сейчас будет. Хотя бы примерно. И от этого приторного чувства его тошнило Макс поднял трубку.

— Да, Лиз? Я отлучился на минуту.

— На меня хотят подать в суд.

— Кто? И он догадывался, кто.

— Не знаю, — ее тон был неприятно требовательным. — Какая-то молодежная организация. Государственная даже.

— Номер статьи?

— Да не знаю я! Откуда мне знать. Ты же у нас адвокат. Вот и защищай меня.

— Посмотрим.

— Что значит «посмотрим»? Мне нужна помощь, у меня нет знакомых юристов. Кроме тебя.

— Лиза, — сказал Макс. Он кашлянул и повторил. — Лиза, не нужно забегать вперед. Потом обо всем поговорим. Я делаю для тебя что могу — профессионально или нет.

— Узнай, пожалуйста, что за организация и что за статья. И серьезно ли всё это. Нам нужно подготовиться.

— Угу. До встречи, — Максим нажал кнопку. Он поднялся из глубокого кресла, отряхнул колени. Будущее грызло Макса, как болезнь. В распахнутые окна бил майский сквозняк, душистый, свежий, — его хотелось глотать как воду, его невозможно было вытравить ни студийной пылью, ни табачным дымом. Максим свернул за угол и остановился. В курилке было тихо и гулко. На перилах долговязой вороной торчал помощник директора. Макс разместился напротив и с третьей попытки разжег сигарету.

Члеянц молчал.

— Не знал, что ты куришь, — сказал Максим.

— Я не курю, — ответил помощник, глядя под ноги. — Я к тебе. «Опять без сюрпризов», — подумал Макс.

— Как она? — Члеянц подал голос.

— Можешь себе представить, — Максим выдохнул облачко дыма. От табака стало немного легче.

— Могу, — согласился помощник. — Но я не об этом. Она еще хочет уйти? Неожиданно для себя Макс хихикнул.

— Если захочет, вряд ли задержится… Уф-фп, — он беззвучно чихнул — Вы ей нужны сейчас. То есть, ваши бабы из охраны. Тебя и Тамару это, конечно, порадует.

— Это всё закончится. А вот Элиза Фрейд теперь в коротком списке. Ее имя будет стоить денег. Заметь, просто имя. Мне бы хотелось видеть под ним Елизавету, но исполнительны…

— Лучше скажи мне, Аркадий, — перебил Максим. — Тебе в самом деле наплевать? Тебя лично, как человека — совсем не заботит эта травля?

— Какая травля, — скривил губы Члеянц. — Какая травля? Ты знаешь, что такое травля? Он замолчал, и Макс отвернулся к сигарете. За окном верещали птицы.

— Я голубой, — сообщил помощник директора.

— Поздравляю.

— Один раз ребята устроили парад гордости. Здесь, в Москве, смешно, да? Макс промолчал.

— Парад гордости, — повторил Члеянц. — Так знаешь, что они сделали?

— Что?

— На них выпустили скинов. Взяли и выпустили. Как бы те сами пришли. А наши начали драку. Максим затянулся и передвинул ногой жестянку для окурков. Члеянц еще бормотал, глядя в кафельный пол:

— В новостях, везде, все говорили, что люди принесли пакеты с кровью, под одеждой, и обмазались ей, чтобы скомпроментировать молодежь. Возмущенная общественность…

— Аркадий, — прервал Макс.

— Что?

— Я хорошая шлюха, правда? Вы дадите мне медаль? Члеянц устало закатил глаза. Он спрыгнул на пол, оглушительно щелкнув подошвами.

— Максим, помни, что бы мы ни просили, пусть это тяжело, но мы все — ты, я, Тамара Владимировна — в конечном итоге мы стараемся только для твоей девушки.

— Она не моя, — промычал Макс, не вынимая изо рта сигарету. — То есть, не совсем моя. Помнишь, у нее нас двое? И он визгливо засмеялся, не в силах остановится. И фыркал, пока Члеянц не ушел. И скалился в метро, до самого Ленинградского. Максим умолк только дома, когда навстречу вышла Лиза.

— Как там дела? — спросила она, и Макса опять затошнило.

— Я найду тебе хороших адвокатов.

— Не хочу я никаких адвокатов! Почему ты сам не можешь? Я им не верю, я могу доверить это только тебе. И опять без сюрпризов. Кто сомневался, что начнется безумие.

— Я не смогу защищать тебя в суде, — сказал он, и ему стало чуть легче.

— Но почему? Ты же юрист, у тебя диплом.

— Нет никакого диплома.

— Я видела копию.

— Да, копия есть. Я взял чужой ксерокс, отфотошопил немного. Ясно теперь? У меня нет высшего. «Вот и всё», — подумал он. И Максима захлестнула болезненная, нервная безмятежность, и кислое признание растаяло в сладком послевкусии. Лиза помолчала. Выпрямилась и скрестила на груди руки.

— Я всё равно не хочу адвокатов.

— Ладно.

— Ладно? И что будем делать? — спросила она вызывающе.