— Гм, — сказал Дима в пустоту. — А вот это весело.

22 мая 2005 года

Пока она и ребята занимали места в углу сцены, в зале рябило от фотовспышек, и резкие тени метались по тяжелым бархатным портьерам.

Камеры тоже были здесь, и много — вот только достаточно ли? Одна… вторая… Лиза пыталась сосчитать их, но всякий раз отводила взгляд, наткнувшись в толпе на очередную пару хмурых сверкающих глаз под синим прямым козырьком.

— Ты прав, — шепнула она Максиму. — Это и правда дети. «Таким даже спиртное не продадут, наверное», — подумала Лиза.

Хотя вряд ли кому-то здесь это мешает. На сцену поднялась румяная девица в меховом воротнике и синей кепке, похожая на пролетарского вождя. Микрофоны еще не работали, поэтому девчонка бесцельно затопталась у стойки. Подумав немного, она подняла кулачок и яростно потрясла им над головой. Между кресел засвистели и завизжали.

— Маня! Маня, зигуй! — крикнула худенькая школьница в первом ряду, подпирая носик двумя сложенными ладонями. Если честно, Лиза ждала куда большего, — или просто другого. Не такого, как этот злой, извращенный детский утренник. Прокуренный зал в полузаброшенном доме культуры — у потертых кресел сбиты углы, на потолке мерцает зарешеченная лампа, а под ногами при каждом неловком движении скрипят ухабистые серые подмостки. И бетонный холод, и лиловые флаги, перечеркнутые крест-накрест. Ф-фи-и-и, — завелся микрофон на сцене, и меховая девица сделала шаг вперед.

— Ребята, — сказала она, капельку гнусавя. Ф-фи-и. — Дорогие ребята, расправьте крылья! Это мы! От северных равнин до южных морей, и всё это мы, наша страна, наше будущее! Она говорила еще что-то, и ее голос ревел из плохих огромных колонок, трещал от помех и дробился, ломаясь между сценой и залом, но Лиза уже не могла разобрать ни слова. Да и вряд ли звучало что-то важное, судя по интонации. Девица в меховом воротнике трясла охапкой белых листов, и основная тема, как представлялось Лизе, похоронена где-то там, на сладкое под занавес. А пока — они хотели насладиться моментом. «Насладиться», — подумала Лиза. В том-то и дело. «Это же бред», — думала она, глядя поверх собравшихся. — «Ведь они в большинстве».

За ними государство. Каждый из них готов идти до конца, и увидеть Лизу за решеткой, и всё равно они недовольны: все как один суровые и мрачные, даже когда одобрительно кричат выступающим. «Многим даже», — осенило ее, — «плевать на тебя, но каждый словно обижен, и на кого — неизвестно». На сцене рядом с девицей вырос аккуратный паренек, старательно расчесанный, в пиджаке и малиновой повязке, будто прямиком с выпускной фотографии. Он потерянно улыбнулся Лизе, открыл тяжелую папку и вострубил:

— Обвиняется — ведущая и психолог Элиза Фрейд! — и опустил глаза, читая по бумаге. — Мы, молодежь и будущее Родины, порицаем: за вульгарный внешний вид и образ жизни… И опять Лиза не слушала. Ей хотелось извернуться и заглянуть в глаза этим двоим, меховой румяной девице и выпускнику года, увидеть стыд или хотя бы насмешку. Разглядеть неловкость или сарказм. Весь этот детский сад — ведь это просто не могло быть на полном серьезе.

Если бы Лиза сидела в зале, а не за партой в углу, она сползала бы под кресло, давясь от хохота. Нет, правда же. Разглядеть бы их лица, хоть на секунду. Но глаза девицы скрылись под опущенным козырьком, а паренек лишь долдонил, читая новые и новые обвинения.

— Разжигание межнациональной розни по отношению к русскому народу… Насаждение ксенофобии в адрес православной церкви… Лиза откинулась на скрипучем подвижном стуле и прикрыла глаза.

Вдруг ее навестило смутное, очень туманное воспоминание, откуда-то из школьных времен, из младших классов. Тоже актовый зал. Круг Позора. Звонкая пионервожатая, в руках малиновый скоросшиватель. «За неуспеваемость и хулиганство…» Эхо разносит фамилии, и круглые стриженые затылки один за другим бредут на сцену. В зале молчат. Как будто старый неприятный сон. «Бедные мальчики», — подумала Лиза. Зачем ты их сюда тащила? «Для поддержки». В чем? Перед кем? Она приоткрыла веки и скосила глаза на Макса. Тот сидел прямо и непрерывно ерзал взад и вперед, рискуя доломать скрипучий ветхий стул. Он ждал чего-то. Наверняка — когда всё это закончится. Девица с пареньком спустились в зал. На сцену поднялась уже знакомая худая школьница. Она изо всех сил тянула шею, стараясь докричаться в микрофон. Она читала стихи.

— Враг президента, враг народа. Иерихонская блудница… Кто-то длинный вынес девочке ведро гладиолусов. Она засмущалась и начала заново. Рядом кто-то негромко хрюкнул. Лиза глянула вправо и встретилась глазами с Димкой. Он тоже оказался на взводе, но совсем по-другому. Дима хихикал и грыз кулак. Он шел пятнами от возбуждения, и его короткие волосы сверкали искорками от пота. Когда Лиза посмотрела в его сторону, Дима склонился к ней и громко зашептал:

— Не волнуйся! Не… Всё будет классно!

— В чем дело? — беззвучно спросила Лиза.

— Ни в чем, я просто придумал… там, одну вещь. Не переживай.

Всё будет хорошо. В конечном итоге, — и затрясся, глотая смех. Маленькая школьница прочла стих, взвалила на себя гладиолусы и осторожно побрела в зал. Публика спохватилась и захлопала ей вдогонку. «Верх безумия», — подумала Лиза. Нет. То есть, низ безумия. Самое дно. На сцену опять поднялась девушка со щеками и воротником.

— Еще раз поблагодарим… — она глянула в бумаги. — …Тёмную Ярость за ее выступление, А теперь — патриотическая десятиминутка, ребята, не расходитесь, пожалуйста. Сейчас вам раздадут памятные флажки и буклеты, и после этого мы продолжим! Она повернулась к Лизе и пробормотала:

— Готовьтесь, хорошо? Мы сейчас будем транслировать ваши извинения, для телевидения. Лиза открыла рот, но девица уже смотрела вдаль. Парень в костюме галопом пронесся мимо и оставил перед Лизой два малиновых буклета.

Кто-то тронул ее за локоть. Это был Максим. Он наклонился и оглушительно прошептал на ухо:

— Десять тысяч, — и затолкал в руку Лизы твердый бумажный квадратик.

— Что? Не пойму.

— Тебе просили передать. Десять тысяч долларов, если ты прочтешь этот ответ. Можно своими словами.

— Кто просил? — она развернула бумагу. Обычный принтерный листок, вверху две строчки текста.

— Сама знаешь, — Макс подобрал буклет и уставился в него. «Я полностью отрицаю ваши пустые инсинуации», — прочла Лиза. — «Да, я знаменита, молода… гм… красива и развратна, и останусь такой несмотря на всё. Увидимся в обычное время на „Мега-44 м“!» Вот как, значит. Лиза подняла глаза и немедленно увидела знакомое лицо. Бергалиева сидела в небольшой ветхой ложе, среди кабелей и аппаратуры, и наблюдала за ней так же пристально, как Лиза смотрела в зал.

Директриса ждала реакции. «Откуда ты взялась», — растерянно подумала Лиза. Она повернулась к Максиму, стараясь не потревожить хрупкий стул.

— Я не стану читать это дерьмо. Макс ухмыльнулся, не поднимая глаз от буклета.