– Вот что, милая, езжай в табор, а если узнаешь еще что, дай знать, – покровительственным тоном сказал он, сообразив, что надо делать.

– Сам езжай в табор, – бросила Рада. – Я вдова барона Штальберга… Не смей так разговаривать.

И тут Аполлон Григорьевич нежданно для себя… извинился. Он стремительно взбежал наверх, чтобы пополнить запас «Слезы жандарма», чудо-жидкость может пригодиться, а походный саквояж при нем был всегда.

Рада не ушла, ждала внизу. Нарочно не замечая ее, Лебедев вышел на набережную и помахал извозчику. Он приказал на Гороховую, к дому градоначальника.

…Охранное отделение не знало выходных дней. Враги не дремлют, и защитники устоев не отдыхали. Тем более теперь, когда Пирамидову предстояло разбираться с возникшими неприятностями. Появление Лебедева стало не слишком приятной неожиданностью. Кто такой статский советник, он представлял прекрасно, но до сих пор они практически не встречались. Если не считать приемов Министерства внутренних дел. Однако выразил визиту знаменитого криминалиста удовольствие, предложил кресло.

– Что-то случилось, Аполлон Григорьевич?

– Есть такая вероятность, – ответил Лебедев, который так и стоял с желтым саквояжем, на который полковник обратил внимание. – Странно говорить, но, кажется, Ванзаров пропал…

– Как пропал? – невольно вырвалось у Пирамидова.

– Расстались мы с ним около пяти часов вечера в сыскной. С тех пор его нигде нет, ни дома, ни на службе. О себе он не давал никаких вестей… Замок в квартире сломан, постель нетронута, то есть не ночевал у себя, – про цыганское сердце упоминать Лебедев не стал.

Новость была не слишком радостной: пропасть Ванзаров не имел права. Полковник стал быстро оценивать, что это может означать. Наиболее вероятно: Ванзаров нашел убийцу, решил взять его самолично, но убийца оказался сильнее. Теперь тело чиновника сыска, может, всплывет в канале. А может, сгниет в укромном месте. Любой из этих вариантов означал крах всего, на что Пирамидов надеялся. Худшее: машину страха нашли и до нее уже не добраться.

– Вчера около семи Ванзаров был здесь, – сказал он, скрывая тревогу.

– Известно, куда мог направиться?

– Он собирался опросить доктора Охчинского…

– Частный врач или служит в больнице?

– Служит в больнице Святителя Николая Чудотворца.

Аполлон Григорьевич представил карту: больница умалишенных находится на Матисовом острове, как раз на «углу воды». Неужто цыганка угадала?

– Ну, уж там с ним ничего не могло случиться, – сказал Лебедев. – Наверное, зря поднял тревогу, загулял молодой человек, не иначе. Прошу извинить за беспокойство, полковник…

Пирамидов не мог понять, отчего вдруг так изменились намерения криминалиста. Тоже что-то недоговаривает господин статский советник. Он просил сразу дать знать, как только объявится Ванзаров.

Выйдя на Гороховую, Лебедев наткнулся на Раду. Цыганка смотрела так, что слова были не нужны. Аполлон Григорьевич кликнул извозчика и галантно помог мадам Штальберг сесть в пролетку. Сам устроился напротив нее, на узком сиденье за спиной извозчика. Он приказал ехать на Матисов остров.

67

Угол рек Мойки и Пряжки, 1

Доктор Садальский пребывал в полной растерянности. В больнице творится неизвестно что. И, как назло, в такой день, когда главный врач, доктор Чечотт в отъезде, а через несколько часов должен состояться сеанс гипноза для приглашенных господ-психиатров. Прибудет московская знаменитость и прочие светила. И что ему делать?

Началось с того, что утром не явился ординатор Охчинский. Самостоятельно Садальский не имел права делать врачебный обход. До сих пор ординатор ничего подобного себе не позволял, был пунктуален, как часы. Садальский послал санитара узнать, что случилось, благо ординатор проживал буквально поблизости, на Заводской улице. Санитар вернулся и сообщил: супруга уверена, что Константин Владимирович остался на ночное дежурство.

Время шло, врачебные предписания на день не выданы. Садальский был вынужден провести обход в одиночку. В мужском отделении для буйных обнаружился новый сюрприз: в палате находился больной, о котором ничего не было известно. Садальский проверил записи: вчера никто в отделение не поступал. Кто же это такой? Больной лежал на голом матраце в смирительной рубашке. На голове у него виднелись свежие шрамы от грубого бритья. Похожий шрам был над верхней губой. Мужчина крепкого сложения, с бычьей шеей спал в глубоком забытьи, но дыхание ровное…

От старшего медбрата Садальский потребовал объяснений. Тот тоже не знал, кто это такой. Только сообщил, что вчера господин ординатор напоил этого господина сильным успокоительным, подмешанным в чай, вызвал четырех санитаров и приказал отправить в отделение. Даже под действием лекарства мужчина так сопротивлялся, что вчетвером с ним еле управились. Еще медбрат добавил, что к Охчинскому приходил какой-то гость, с которым тот поднимался к буйным. Он еще слышал, как ординатор называл гостя «профессор». Санитары больше не потребовались.

То, что устроил Охчинский, вызывало недоумение. Садальский понял, что расхлебывать придется ему. Не зная, кого ординатор наметил для сеанса гипноза, он приказал посадить неизвестного на каталку и отправить в комнату рядом с залом врачебных конференций, где держали больных перед тем, как вывести на врачебный синклит.

Он только зашел в свой крохотный кабинет, как понадобился гостям, которым требовался старший по больнице. Выйдя в холл, Садальский наткнулся на роскошного господина с желтым саквояжем, который величественно и грозно посматривал на доктора с высоты гренадерского роста. Рядом с ним держалась красивая женщина с огненным взглядом, который слегка обжег Садальского.

Незнакомый господин представился. Доктор узнал, что перед ним не просто посетитель, а статский советник Министерства внутренних дел, что совсем не радовало. Перед высокими чинами он робел. Женщина с угольно-черными волосами помалкивала.

– Очень рад… Чем могу помочь, господин Лебедев?

– Будьте любезны проводить нас к доктору Охчинскому…

– Ординатор Охчинский, – все же поправил доктор, – к сожалению, отсутствует.

– А что так, прихворнул головой? – участливо спросил Лебедев. – Узнает психиатрию с обратной стороны?

Как ни трудно было, но Садальский ответил улыбкой на милую шуточку статского советника.

– Ну, что вы… Константин Владимирович сильно простудился… Лечится дома.

– Бедняга, так не вовремя свалился. Сегодня у вас тут сеанс публичного гипноза моего друга, доктора Токарского…

– Так точно, – пробормотал доктор. Врать ему давалось тяжело.

– Где он живет? Мы его навестим.

– Это невозможно… То есть он сейчас очень далеко, – ответил Садальсикй, чувствуя, что краснеет. – Уехал на дачу где-то под Гатчиной.

– На даче в ноябре лечить простуду? – выразительно спросил Аполлон Григорьевич. – Ну, ну… Вам, психиатрам, виднее… Я бы его с одной рюмки вылечил.