«Однажды, это было под Краковом, приходят ко мне поляки, — вспоминает Алексей Николаевич. — Говорят: «Вот тут власовцы хотят перейти к вам в партизаны». Хорошее дело! Но я до этого слышал, что в Белоруссии был такой случай: командир одного из партизанских соединений или отрядов связался с власовцами и говорит: «Я вас возьму в отряд всех, но вам даю задание — уничтожить немцев, которые вас охраняют». Вот я решил, попробую и я такой вариант проделать, может быть и мне удастся… Я переоделся, как поляки ходят, только пистолет и граната с собой. Вместе с поляком спускаюсь вниз, с гор — там посёлок или пригород. Прихожу туда. Зашли в дом к польской семье. Я остался с хозяйкой, разговариваем, а поляк этот ушёл… И вдруг, ни с того ни с сего, во двор въезжают немцы. С лошадьми, с машинами. Неужели он, сволочь, предал меня?! Всё, думаю, отстреливаться буду — сколько есть патронов, столько буду стрелять! Немцы вошли в дом, а я сижу, уже за пистолет держусь. А они попросили пустое ведро — наверное, воду в машину залить. И ушли. Вот такое было переживание! Такие моменты были…»

Только подумать — какое мужество, какие выдержка и самообладание! Сидеть и до последнего выжидать, что же произойдёт дальше. И на лице — ни тени волнения или беспокойства, когда внутри всё кипит от возмущения — предали ведь, заманили в ловушку! — и когда сейчас ему понятно, что придётся принимать свой безнадёжный последний бой, который будет завершён разрывом гранаты. Если, конечно, раньше не свалят его на пол немецкие пули и он, израненный и беспомощный, не попадёт в руки врага. Единственный шанс к спасению — сразу же швырнуть гранату, открыть огонь и попытаться бежать, воспользовавшись неизбежным замешательством гитлеровцев, но ведь их много, слишком много. И он выжидает, ничем не проявляя охвативших его чувств, скрывая бешеную работу мысли, даже, кажется, сдерживая удары сердца…

Ботян с улыбкой — приятно же вспоминать молодость, пусть и не самые лёгкие её эпизоды — продолжает рассказ: «Уехали немцы… Вечером поляк приходит и ведёт меня к казарме. Смотрю, на плацу ребята сидят — человек тридцать было наших ребят. Я с ними поздоровался. Говорю: «Знаете, ребята, я понимаю, что вы здесь ни при чём и ни в чём не виноваты. Это от руководства всё зависело, а не от вас, солдат — что от вас могло зависеть? Я вас возьму. Придёте ко мне и будете в отряде. Но только даю вам задание уничтожить немцев, которые вас охраняют. Я вас буду ждать! Приходите с оружием». Ждал, ждал — не пришли.

Что-то у них не получилось, а что — гадать и судить не берусь. Но очень жаль, что я сразу же не взял этих тридцать человек с собой. Думал, так лучше будет, да и проверю их заодно… Но не получился у меня белорусский вариант!»

Без малого 70 лет прошло с тех пор, но видно, что Ботяну по-настоящему жалко тех парней, волею или капризом судьбы оказавшихся во вражеском лагере, которых он тогда понял своим солдатским сердцем, вот только спасти не сумел.

Когда-то один партизан, к сожалению, давно уже ушедший из жизни, сказал нам так: «Нельзя всех власовцев мерить одной меркой! Мерзавцев среди них было немало, но были и люди, попавшие туда достаточно случайно… Было, кстати, много бывших пограничников, оказавшихся в плену в первый же день войны — после короткого боя, после окружения. Они оказались в концлагерях и годами ничего не знали о том, что происходит на Родине! Поступить в РОА, в армию Власова, было для них единственным шансом вырваться из этого ада и призрачной возможностью вернуться к своим».

Ботян всё это прекрасно понимал, а потому настойчиво искал среди врагов тех людей, которые должны будут стать ему надёжными помощниками…

Несмотря на количество задействованных сил и огромную подготовительную работу, покушение на гауляйтера Франка сорвалось. Группе Алексея Ботяна удалось «подобраться» к генерал-губернатору ближе всех: завербованный партизанами камердинер гауляйтера поляк Юзеф Путо уже получил от них английскую мину химического действия, которую в назначенное время должен был установить на боевой взвод в спальне своего шефа. Однако сделать это он не успел: советские войска вновь перешли в наступление, у назначенного Гитлером «польского руководителя» не выдержали нервы, и Франк спешно сбежал из Кракова. Он рванул в сторону Берлина, а в итоге попал в Нюрнберг, на своём личном примере подтвердив народную мудрость: «Кому суждено быть повешенным, тот не взорвётся».

Ганс Франк был казнён по приговору Нюрнбергского международного трибунала в ночь на 16 октября 1946 года в числе главных военных преступников — руководителей Третьего рейха.

Между тем обстановка на советско-германском фронте изменялась тогда самым динамичным образом. В частности, в план разработанной советским Генеральным штабом Висло-Одерской стратегической наступательной операции по окончательному освобождению Польши и созданию благоприятных условий для нанесения решающего удара на Берлин вдруг оказались внесены существенные изменения. По плану операция должна была начаться 20 января 1945 года.

«Однако, учитывая тяжёлое положение союзников на Западном фронте (после контрудара немецко-фашистских войск в Арденнах в декабре 1944-го — январе 1945), советское Верховное Главнокомандование по их просьбе решило начать наступление 12–15 января».[312]

Значит, к началу операции следовало готовиться ускоренными темпами. В этой связи группа Ботяна получила новое задание: расчищать дорогу наступающей Красной армии. Такую же задачу выполняли и другие группы, действовавшие на территории Краковского воеводства. Для этого надо было обусловить порядок взаимодействия, скоординировать свои планы, чётко распределить объекты.

«Ещё с лета 1944 г. гитлеровцы готовили Краков к длительной обороне. Вокруг города было сооружено несколько круговых земляных укреплений, а на улицах установлено 240 железобетонных надолб, подготовлено большое количество блиндажей и баррикад. В последний момент многие важные промышленные и культурные объекты были заминированы. Даже замок Вавель — ценнейший памятник архитектуры, хранилище национальных реликвий и святыня польского народа, был подготовлен к подрыву».[313]

Думается, советская пропаганда несколько переоценивает озверелость гитлеровцев: проигрывая войну, спешно ретируясь от наступающих соединений победоносной Красной армии, они вряд ли развлекали себя подрывами архитектурных и исторических памятников. Не до того уже было! Немцам надо было делать всё возможное, чтобы хоть как-то задержать наступление советских войск и тем самым обеспечить себе более-менее комфортное бегство. А значит, в первую очередь нужно было уничтожать мосты и дороги, и все те объекты жизнеобеспечения, которые были нужны противнику: электростанции, водокачки, склады, ремонтные мастерские и тому подобное, но отнюдь не дворцы, музеи и театры. Хотя, конечно, при удачном расположении объекта и умелой работе подрывников какой-нибудь древний замок вполне мог превратиться в непроходимые противотанковые заграждения…