Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, уже не кажутся вам обманутые мужья ничтожными и смешными? — Спросил его Волков.
Но шут только сверкнул на него глазами и не соизволил ответить. Теперь у него не было времени и сил на перепалки, он хотел побыстрее продолжить, ведь положение его было удручающим, он терял кровь и вынужден был драться левой рукой.
И он пошёл в атаку… но поскользнулся. Нога в дорогом сапоге опять поехала по глине. Чтобы удержать равновесие, он взмахнул рукой с мечом, слишком поднял её… И поединок был закончен.
Волков быстро сделал простой шаг ему на встречу и коротким движение выбросил меч вперёд. Укол пришёлся в левый бок под рёбра. Меч вошёл на ладонь. Шоуберг не устоял и упал на колено.
Он взмахнул своим мечом и попытался ответить, но кавалер уже отступил на шаг обратно.
— Боже мой! Шоуберг! — Кричал неизвестный гражданин. — Вставайте!
— О Господи, Шоуберг, — даже Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург заговорил. — Держитесь, друг мой.
— Ну, наконец-то, — прорычал даже Роха. — Фольков, дьявол, вот нужно было столько тянуть с этим хлыщом? Я аж взмок.
Но Волков не слышал ни друзей шута, ни своего старого приятеля, он смотрел, как окровавленной правой рукой, шут пытается закрыть рану в левом боку.
Он знал, что сейчас Шоуберг пойдёт в последнюю атаку. Ему нужно было быть настороже. Он был собран и сосредоточен, ему не хотелось из-за небрежности или нелепости умереть в выигранном поединке.
Шоуберг встал и кинулся, именно кинулся на кавалера, видно, сил у него совсем мало оставалось. И при этом весь свой удивительный фехтовальный багаж он как будто позабыл. Он просто бросился на Волкова, замахнувшись мечом. И это на скользкой глине. Волков сделал шаг в сторону и коротким рубящим движением с оттягом рубанул его по глупо вытянутой вперёд руке. Он не знал, как это его движение, его этот приём выглядит со стороны. А выглядел он страшно.
— О, мой, Бог! — Прошептал неизвестный господин.
Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург схватил свою перчатку зубами.
Даже суровый Роха и тот им восхитился:
— Хорош, чёртов проныра, всегда был таким.
Шоуберг упал на землю, окровавленной правой рукой он держался уже не за левый кровоточащий бок, он сжимал ею обрубок левой руки. И он кричал:
— Ах, дьявол, дьявол… Будь ты проклят, чёртов выскочка.
Волков был весь забрызган кровью шута, всё лицо его было в красных каплях. Он наклонился к Шоубергу и сказал:
— Проклятые проклясть не могут.
— Безродный пёс, чтоб ты сдох.
— После вас, добрый господин, — отвечал он ему.
— Думаешь, ты победил меня, да? — Шипел сквозь зубы от боли шут. — Нет, не думай так! Даже когда я умру, ты будешь помнить, что я задирал подол и раздвигал ноги твоей жене, и мы с ней смеялись над тобой, чёртов ты безродный выскочка.
Кровь он зажать не мог, из руки она текла и текла. Но Волкову после последних его слов этой крови было мало. Он распрямился, взмахнул мечом, и разнёс Шоубергу лицо, всю нижнюю челюсть превратил в кровавое месиво с обломками костей и зубов.
— Что вы делаете?! — Кричал неизвестный господин. — Это бесчестно. Это низко! Остановитесь!
— Удар милосердия, — прошептал Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург, выпуская из зубов перчатку. — Удар милосердия.
— Удар милосердия! — Услышав его, закричал неизвестный господин. — Слышите, Эшбахт. Удар милосердия.
И только после этого Волков склонился над Шоубергом. Встал на колено. Нижняя часть лица у того была просто свежесрубленным мясом с обломками костей, но глаза его были живы, он смотрел на кавалера с ненавистью. И кавалер сказал ему, доставая из сапога стилет:
— Плевать мне на вас, да хоть сто раз вы задирали подол моей жены, меня это мало заботит, моя честь восстановлена, а вы сейчас умрёте. И умрёте вы с мыслью о том, что на мне была кольчуга. — Он усмехнулся. — Умрите, глупец.
Волков воткнул свой старый стилет прям в сердце мерзавца и смотрел, как в глазах того затихает жизнь. Раз, два, три… Всё.
Кавалер вытащил оружие из тела шута, вытер его об одежду мертвеца и спрятал в сапог, на место. Не без труда поднялся с больного колена и пошёл к товарищам Шоуберга. Он весь был в своей крови и крови врага. Всё платье, всё лицо и волосы. И по роскошному лезвию драгоценного меча скатывались последние капли. Он был страшен, и это он видел по их лицам. Когда кавалер подошёл к господам, он спросил с удивительной для него вежливостью:
— Надеюсь, господа, вы всё ещё мои гости?
— Что? — Удивился неизвестный господин.
— Господа, моё приглашение всё ещё в силе. Думаю, что госпожа Эшбахт будет рада вашему визиту. — Продолжал Волков, почти улыбаясь и смотря при этом на сына графа.
— Полагаю, что визиты в данной ситуации будут неуместны, — выдавил из себя Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург.
Он был бледен, ему совсем не хотелось ехать с этим окровавленным человеком куда-либо.
— Очень жаль, господа, но я всегда буду рад вас видеть у себя в имении, — сказал Волков и не очень-то галантно вырвал из рук неизвестного господина узду коня Шоуберга. — Извините, но это теперь мой конь.
Неизвестный господин ничего ему не ответил.
Он стал разглядывать то, что было на седле коня, первым делом взял плащ Шоуберга, плащ был хорош.
— Вилли, — он полуобернулся к своим людям, — тебе нужен новый плащ, отличный плащ?
— Конечно, господин, — отвечал сержант. Подойдя к Волкову, он взял у него прекрасный и тёплый плащ, стал его с удовольствием рассматривать.
Явно плащ пришёлся ему по вкусу.
— Хилли, — продолжал кавалер, беря с седла музыкальный инструмент шута, — на, может, научишься играть! А нет, так продашь, вещь, видно, не дешёвая. И берет. Возьми берет у любителя чужих жён, тоже недешёвый. Вон, какой бархат.
Хилли чуть не бегом к кавалеру побежал за подарками.
Всё это он делал на глазах у господ, это зрелище им было явно не по вкусу, но это ему и нравилось.
К Волкову подъехал Роха и сказал:
— Постой чуток.
Он достал из-за пояса кинжал, склонился к кавалеру, наклонил ему голову и что-то сделал. Это было Волкову явно неприятно:
— Что там?
— Вот, — Роха протянул ему окровавленный кусочек.
— Что это? — Поморщился кавалер и взял кусочек в руки.
— Твоё ухо, — сказал Роха, — болталось на коже.
— Выброси его, болван, на кой чёрт ты мне это суёшь?
— Ну, мало ли… Вдруг твой волшебный умник монах тебе его пришьёт. — Роха выбросил кусок уха. — Да и голова за ухом у тебя разрублена так, что костяшка видна, тебе и впрямь нужно к монаху, само не зарастёт. Зашить это нужно.