8. Напомню Вам о сроках моих приездов в Америку. После нашего отъезда в Индию в 1923 году я приехал в Америку в конце 1924 года уже по визе визиторс-виза[450], уже не резидентом. Уехал из Америки 10 декабря 1924 года, и затем началось время длительной, всем известной экспедиции, после которой я приехал в Нью-Йорк 17 июня 1929 года. Оставался в Нью-Йорке до апреля 1930 года. После этого я приезжал в марте 1934 года и уехал 22 апреля того же года. Если бы могли происходить где-то по вине моего доверенного какие-то неправильности, то, наверное, в течение двух моих последних приездов они так или иначе выявились бы. Но последняя бумага с таксами от 13 апреля 1934 года для посадки в Сиэтле была совершенно благополучна.

Итак, сопоставляя все эти соображения, еще раз можно уяснить себе, какое злонамеренное вредительство происходит. Преступное желание хоть как-нибудь очернить имя становится совершенно ясным, когда вы сопоставляете все факты. Так поступают с учредителем Культурных Учреждений, отдавшим свое творчество и труды свои на пользу Америки. Среди хранящихся у нас документов имеются отчеты Мастер-Института 1930 года, адресованные мне и Е. И. как президентам-основателям этого нашего первоначального Учреждения, которому теперь передано здание. Видим, как три согласившихся между собою злонамеренных человека пытаются выбросить и очернить всю первоначальную группу учредителей. Уверены мы, что юристы со свойственной им справедливостью поймут и оценят это непозволительное положение, и помогут восстановить справедливость. Нам нечего скрывать, ибо мы действовали во благо и в добром желании.

Шлем всем Вам наши сердечные мысли.

Р[ерих]

30 ноября 1935 г.

МЕМОРАНДУМ[451]

Среди доказательств моего официального постоянного участия в работе Мастер-Института Объединенных Искусств вспомните официальный ежегодный отчет Мастер-Института от 1 июля 1934 года по 30 июня 1935 года. Этот отчет был утвержден на заседании правления, и все его положения были приняты. Так среди руководителей Инстиута было указано имя Николая Рериха как президента-основателя. Следовательно, уже после всех реорганизаций в июне 1935 года мои полномочия в Мастер-Институте Объединенных Искусств были подтверждены. Тот же самый отчет был, конечно же, предоставлен на рассмотрение и в Олбани.

Р[ерих]

160

Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману

1 декабря 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Дорогие Зин[а], Фран[сис] и Мор[ис],

Посылаем для Вас эти мои мысли, примите их к сердцу. И написаны они сердцем.

К сообщению моему от 29 ноября должен прибавить следующее. Прилагаю при сем копию телеграммы, только что полученной. Известили Вас следующей телеграммой, копия также прилагается. Обращаю внимание, что обе телеграммы за подписью «Хорш» были посланы в один день. С тою только разницею, что первая была послана Л. С. О. (скоро), а вторая, при сем приложенная, ДЛТ (медленно). Ожидаем, что посоветуют юристы по поводу первой телеграммы. Теперь же еще раз суммирую мою твердую убежденность по поводу происходящего.

1. Твердо знаю, что экспедиционные суммы не подлежат налогам. Так было не только во всех прошлых экспедициях, но вполне подтверждается и теперь от Департ[амента] Агрикультуры, указавшего нам, что налогу подлежит лишь жалованье, но не экспедиционные все суммы. Все эти указания, конечно, в письменном виде. Всем Вам известно, что наша экспедиция задумывалась нами очень давно, еще в бытность в России, чему свидетельствуют многие мои картины и темы писаний. Уже из Лондона в 1920 году мы предполагали осуществить эту экспедицию, но за отсутствием достаточных экспедиционных средств это было невозможно. Также всем Вам известно, что все средства, полученные от наших Учреждений, полностью были положены на осуществление экспедиции. Никакого жалованья я не получал, и средства шли исключительно на содержание свыше пятилетней экспедиции. Никто не может сказать, что я утаивал где-либо средства своекорыстно. Каждому, знакомому с бюджетами других, более коротких экспедиций, известны расходы, с ними неразрывно связанные.

2. По приезде в Дарджилинг в июне 1928 года мы узнали, что, как выражался сам Хорш, для нас приготовлен подарок. Из письма его видны не только его оценка, но и воодушевление граждан Америки моими трудами. Этот подарок, как называл г-н Хорш, был мною употреблен на продолжение и окончание экспедиции. Уже из него мы платили через полковника Бейли тибетскому правительству за предоставление каравана. Из него же был оплачен «Канжур» и «Танжур»[452], отданный в Библиотеку Музея, из него же были произведены расчеты со служащими экспедиции с выдачей им на обратный путь и прочие неминуемые связанные расходы. Затем, согласно предложению Совета Трэстис Музея, были произведены все подготовительные работы по учреждению Института Научных[453] Исследований[454]1. Эти подготовления вызывали значительные разъезды и ознакомления, которые приходилось оплачивать. Затем мною был пожертвован для Института один акр с двумя строениями. В это же время составлялись и научные труды по поводу экспедиции. Продолжительность экспедиции лишь доказывает, что и расходы по ней в течение целого ряда лет были немалые. При этом, находясь продолжительные промежутки времени в местностях диких, отрезанных от сообщений, мы были во власти местных условий и должны были подчиняться существующим обстоятельствам. Гибель всего каравана и пяти человек персонала на высотах Тибета были достаточно упомянуты в наших печатных трудах. Необходимость местных подарков также общеизвестна. Но, несмотря на все трудности и опасности, мы совершали полезную для Америки и науки работу.

3. Лишь какая-то необъяснимая злонамеренность может вводить правительство Ам[ерики] в заблуждение, представляя в ложном виде все наши труды. Думаю, что не было такого случая, чтобы человек, положивший все на пользу общественную, был бы преследуем за время нахождения в диких пустынях Тибета. После этого я дважды был в Америке в полном доверии, что Хорш, имевший мою полную доверенность, сделал все так, как следует по закону, представив правительству справедливые доводы, в чем из его слов я был вполне убежден. Иначе к чему же он имел полную доверенность и все время выполнял формальности внесения налогов? Значит, мы имеем дело не только со злоупотреблением доверия, но с чем-то давно задуманным. Свидетельством этого служат многочисленнейшие письма, рапорты самого г-на Хорша, где он в самых громких выражениях восхваляет мою самоотверженную общественную работу.

Отправляясь в многотрудную экспедицию, я полагал, что г-н Хорш, принявший на себя все финансовое заведование, в том числе и заведовавший справедливым внесением налогов, если таковые из чего-либо истекали, должен был добросовестно исполнить эту принятую на себя задачу. Я не гражданин Америки и даже не резидент ввиду моих отсутствий по научным и художественным