Пико принялся растерянно озираться и вдруг увидел какого-то человека в сутане, который входил в пробоину в стене со стороны монастыря.

— Это церковь Сант-Агостино? — спросил Джованни.

Человек в сутане остановился и кивнул:

— Еще немного, и здесь будет самая грандиозная базилика в Риме. К следующему юбилею работы уже закончатся. Вы собираетесь поклониться матери великого святого?

Он указал на одиноко стоящий саркофаг.

— Да, конечно. Но также и могиле одного человека, который здесь покоится. Мне сказали, что в вашей церкви захоронены останки Леона Баттисты Альберти, архитектора.

— Леон Баттиста Альберти… Вы разыскиваете его могилу? Да вы на ней стоите, — немного подумав, ответил монах.

Пико опустил глаза и увидел у себя под ногами прямоугольник, с трудом различимый на полуразрушенном полу из ромбовидных каменных плиток. Под пылью и мусором он превратился в обшарпанный безымянный камень с едва различимой надписью. Юноша инстинктивно отскочил в сторону, словно камень его обжег. При виде этой забытой, жалкой могилы его охватило чувство вины. Человек, который при жизни наслаждался признанием и уважением самых блестящих умов Италии, покоился здесь, всеми забытый, и ни цветок, ни свеча не напоминали о том, что он жил на земле. Пройдет время, и подошвы пилигримов совсем затрут надпись на камне. Само имя канет в вечность, как будто человека и не было. Конечно, память о нем будет жить в его произведениях, им будут восхищаться в течение долгих веков, но ничто не напомнит о скорби и одиночестве его последних дней.

— Не бойтесь поступить неуважительно, — сказал монах, заметив движение юноши. — Там, под плитой, ничего нет.

— Как ничего нет? Но здесь же написано!.. — решительно возразил Пико.

Он принялся руками сгребать мусор, чтобы расчистить надпись. Имя архитектора проступило яснее. Кроме имени на плите были выбиты только даты рождения и смерти. Джованни провел по строчкам пальцем, чтобы монах убедился.

— Уверяю вас, там ничего нет, — покачал головой монах. — Когда начались работы, пришлось вскрыть все гробницы в нефе: без этого их было не переместить. И как раз эта оказалась пустой. Брат Мирто, бывший смотритель, мой предшественник, рассказал, что тело, скорее всего, куда-то перенесли, выполняя волю самого покойного. Он вспомнил, что при захоронении ему говорили, будто Альберти высказал пожелание покоиться в Падуе, в базилике дель Санто. Наверное, так и сделали. А вы его родственник? Хотите затребовать камень?

Пико поднялся.

— Нет, я не был с ним знаком. А кто тогда занимался его останками?

— Десять лет назад? — пробормотал старик, вглядываясь в надпись. — Я же вам сказал, тогда был другой смотритель.

— А этот брат Мирто еще жив? — осторожно спросил Пико, не надеясь услышать положительный ответ.

Однако старик, против ожидания, кивнул:

— Да, хотя он разменял уже девятый десяток и близок к тому, чтобы отдать Богу душу.

— А с ним можно поговорить?

Монах нерешительно на него взглянул.

— Он очень слаб и не совсем в уме. Что он сможет вам поведать?

— Прошу вас, брат! Это очень важно! Я специально приехал из Флоренции, чтобы поклониться праху этого человека.

— Ну ладно, раз уж вам так нужно… Чтобы потом не говорили, что монахи Сант-Агостино прогнали паломника. Брат Мирто теперь все время проводит в келье. Он не встает с постели.

Старик повел его к разрушенной абсиде, а от нее через дворик — к двери прилегающего монастыря. По узкой лестнице они поднялись на второй этаж и дошли до маленькой кельи в конце коридора. Монах легонько постучал и вошел.

Пико услышал, как они перекинулись несколькими словами, и монах пригласил его войти. Келью, больше похожую на закуток, почти целиком занимала кровать. Над ней висело скромное деревянное распятие. Маленькое окошко пропускало ровно столько света, чтобы осветить прозрачное, словно стеклянное, лицо древнего старика, лежащего на кровати. Длинная белая борода спускалась до самой простыни, сливаясь с ней.

— Брат, вот этот юноша хочет с вами поговорить.

Старик повернул голову к двери, обратив к Пико водянистые глаза, белесые от катаракты. На его морщинистом лице появилось вопросительное выражение.

— Десять лет назад, когда вы были смотрителем монастыря, в церкви хоронили одного человека, которого звали Леон Баттиста Альберти. Вы его помните?

Старик отвел глаза. Его лицо снова стало бесстрастным, но тут же вдруг озарилось.

— Леон Баттиста… флорентинец…

— Вы помните? — взволнованно воскликнул юноша.

— Да… Я помню… Он часто заходил… но не для молитвы, — тихо сказал старик, и голос его прозвучал грустно. — Он изучал остатки античных стен… и термы, которые построил Нерон.

— А кто после его смерти занимался погребением?

— Только один человек. Он сказал, что они вместе учились. Ученый, родом из Неаполя.

— Он не называл своего имени?

— Может, и называл, но я не помню, — покачал головой старик. — Высокий такой, волосы до плеч…

Пико вздрогнул: у него перед глазами возник образ Перфетти. Джованни был уверен, что речь идет именно о последнем представителе античной Академии, и собрался задать еще вопросы, но на лице старика вновь появились признаки огромной усталости. Он обессилел: голова упала на постель, глаза закрылись. Казалось, он очень глубоко заснул, и юноша на миг испугался, что тот испустит дух у него на глазах. Только еле слышное дыхание говорило о том, что старик еще жив.

Смотритель, молча слушавший диалог, тронул Пико за плечо:

— Пойдемте. Брат Мирто больше ничего не сможет ответить.

Джованни шагнул к двери и уже на пороге опять услышал слабый голос:

— Я его потом видел. Это он извлек тело из могилы.

— Он? Когда? — вскричал Пико.

Но старик снова погрузился в молчание.

Возле храма Изиды

Значит, погребением Леона Альберти занимался Перфетти. И он забрал тело. Но зачем? В голову Пико внезапно пришла безумная идея. А что, если последователи архитектора не ограничились тем, что, упорствуя в любовных грезах, вызвали из царства мертвых прекрасную Симонетту? Что, если они попытались вернуть к жизни и своего учителя?

В один миг пошатнулась вся его система ценностей. Нет, сказал он себе, природа следует своим законам, давая жизнь только на определенный отрезок времени. И за этот отрезок времени форма жизни развивается, согласно логике своего вида, двигаясь по пути совершенствования. Камень, к примеру, еще более каменеет, вес притягивает к себе еще вес. А живое существо растет, впитывая в себя тончайшие скопления атомов, которые выделяет все вокруг, и эти скопления формируют и дополняют еще более тонкие атомы его души, взращивая ее. И душа созревает и обретает мудрость.