А потом, перевалив через вершину длинной параболы развития, свободное падение в пустоте обретает тенденцию скорректировать свое движение с мировыми законами, которые подчиняют себе все на свете. Атомы отдаляются друг от друга, начиная с самых тонких, составляющих память, и раньше всех стираются недавние образы. Мало-помалу огромное усилие природы, вызвавшее к жизни неповторимое существо, сходит на нет в круговращении падения, пока с последним вздохом существо это не вернется в ничто. Так исчезает каждый, смеясь над смертью, которая приходит слишком поздно.

И все-таки мечта кого-то из этих людей пустилась в земной путь. Пико содрогнулся. Вдруг у них получилось и Альберти тоже вернулся? Он с трепетом вспомнил лица всех, с кем недавно познакомился. А вдруг один из них и есть великий архитектор? Он только сейчас сообразил, что никогда не видел лица Альберти. Значит, вполне мог с ним повстречаться. Им может быть любой из его новых знакомых. Пико отогнал от себя эту мысль, но она, как жук-точильщик, уже угнездилась где-то в глубине сознания. Наверное, единственным способом избавиться от нее было напрямую встретиться с Перфетти и заставить того объяснить, почему он так странно себя вел. Перфетти живет рядом с монастырем, прилегающим к церкви Санта-Мария-сопра-Минерва. Если гуманист имеет обыкновение проводить все свободное время в изучении развалин храма Изиды, значит, есть надежда там его и найти.

Пико спросил дорогу у какого-то прохожего, который выглядел не таким неотесанным мужланом, как остальные. Ему повезло.

— Минерва? А, это там, где стоял древний храм. Это совсем недалеко. Поднимайтесь по переулку вдоль Ротонды и сверните налево. Там увидите развалины храма и пирамиды на месте ворот, а за развалинами сразу будет церковь делла Минерва и монастырь.

Снова Джованни оказался у Пантеона. Вот уж воистину, возле античного храма сходились все подземные пути Рима, как сказал ему Маттео Корно в Сиене.

Небо постепенно темнело, улицы тонули в вечерних тенях. Шагая тем же путем, которым уже шел совсем недавно по направлению к Марсову полю, Пико думал, что, наверное, найдет Перфетти в келье. На Навонской площади он не увидел ни египтян, ни их разноцветной повозки. Осталась только кучка зевак да женщины с кувшинами, пришедшие зачерпнуть воды из фонтана. Атмосфера праздника исчезла, ее словно выдуло ледяным северным ветром, вздымавшим вихри пыли.

— А где эти мошенники? — спросил юноша у какого-то человека, зубоскалившего с женщинами у фонтана.

— Уехали. Они никогда не остаются долго на одном месте, — с довольным видом ответил тот.

Пико отправился дальше, к ротонде Пантеона. По соседнему с ней переулку, забитому лавчонками и лотками уличных торговцев, он поднялся к маленькой площади, где высился кирпичный фасад церкви. Перед ним торчали из земли развалины античного здания. Да и сама церковь походила на вынырнувшее из глубины веков древнее строение. Рядом вросли в землю какой-то обелиск и полуразрушенный временем сфинкс.

Когда-то здесь возвышался храм, о котором рассказывал Манетто. Он, несомненно, был посвящен какому-то восточному божеству, может быть Изиде. Пико спросил себя, что же искал ученый в этих руинах, и сразу увидел его высокую фигуру. Тот сворачивал в переулок. Юноша собрался окликнуть Перфетти, но из бокового прохода за спиной неаполитанца появилась группа масок и оттеснила его от Пико.

Перфетти обернулся на смех и шутки веселой компании, и Пико поднял руку в знак приветствия. Но ученый не заметил его и двинулся дальше, уже не обращая внимания на то, что происходит у него за спиной.

Маски тоже, казалось, не заметили юношу. Все их внимание сосредоточилось на человеке, который шел по переулку впереди них. В их поведении было что-то странное. Все четверо громко смеялись и шутили, но из их движений начисто исчезла беспечная небрежность подгулявших бездельников. Они четко выстроились в колонну и шли за Перфетти, как в почетном карауле, вытянув руки вдоль туловища.

Повинуясь инстинкту, Пико замедлил шаг и спрятался в тени, прижавшись спиной к стене ближайшего дома. Преследователи держали дистанцию около десяти шагов. Когда ничего не замечающий ученый остановился у какой-то колонны, они тоже замедлили шаг.

Пико вжался в стену, стараясь, чтобы его не увидели, и был почти уверен, что остался незамеченным. Маски тем временем поменяли тактику и по знаку одного из них разделились. Трое исчезли в боковой улочке, а тот, что подал знак, продолжал молча идти за Перфетти, постепенно ускоряя шаг. Стараясь не шуметь, Пико отделился от стены и двинулся вперед. Преследователь все больше сокращал расстояние, отделявшее его от неаполитанца. Вот их уже разделяет всего несколько шагов. Тут незнакомец сунул руку под плащ, а когда вытащил, в ней что-то блеснуло.

Другой рукой, словно избавляясь от досадной помехи, он сорвал с себя маску. А может, просто хотел, перед тем как убить свою жертву, усилить оскорбление.

Пико сразу узнал смуглого испанца, который был на банкете, и крикнул, подавая ученому сигнал тревоги. Его рука тоже мгновенно схватилась за кинжал.

У него не было ни плана действий, ни времени, чтобы его обдумать. Джованни большими прыжками помчался вперед, отдавшись на волю инстинкта и памяти об уроках боевого искусства. Голова оставалась на удивление ясной, взгляд фиксировал каждую деталь, каждый камушек под ногами. Реакция на предупредительный крик была разной: Перфетти обернулся и, увидев Пико, летящего к нему с кинжалом в руке, впал в панику. Должно быть, он решил, что юноша собрался на него напасть, и резко повернул назад, к своему преследователю, ища у него защиты.

Тот застыл с кинжалом в руке, удивленно глядя на Перфетти, и в его глазах отразилось смятение. Добыча сама шла на клинок, стоило только выбросить руку к ее горлу — и конец. Это секундное замешательство помогло Пико. Он в два прыжка оказался вплотную к бывшей маске и выставил вперед лезвие клинка, готовый ударить в любой момент.

Испанец, должно быть, решил, что сначала надо покончить с юношей, и, быстро перекинув кинжал в левую руку, правой вытащил из-под плаща шпагу.

Он занес оружие над головой, собираясь рубануть сверху, и лезвие сверкнуло в лунном свете. Пико каждой клеточкой тела ощутил толчок и вместо того, чтобы затормозить, как поступил бы любой на его месте, бросился вперед. Это его и спасло. Противник от удивления не успел опустить шпагу, а только выставил короткий кинжал, прикрываясь лезвием, чтобы потом нанести сокрушительный удар сверху. Но Пико летел на него по инерции собственного броска, тоже протянув вперед кинжал, который пришелся как раз на рукоятку оружия врага. Это и отвело удар от его лица.

Рухнув на противника всем телом, он почувствовал, как сталь слегка царапнула его по щеке. Враг под ним отчаянно дергался, надеясь высвободить прижатую к земле руку с кинжалом. Другой рукой, в которой испанец все еще сжимал шпагу, он лихорадочно царапал землю, пытаясь достать лезвием до бока Пико.

Противник был силен и весом превосходил юношу. Он бился под ним, как взбесившийся скакун, который вот-вот сбросит седока. Тогда ему удалось бы реализовать преимущество в оружии и Пико пришлось бы плохо. Смерть уже уселась рядом с ними, просчитывая и взвешивая исход поединка, и у юноши были считаные секунды, чтобы отвести от себя ее глаза. Испанец нацелился головой ему в лицо, но Джованни увернулся, и лоб врага ткнулся ему в скулу и скользнул по щеке движением, напоминавшим гротескную любовную ласку. Боль от удара подхлестнула юношу. Почувствовав губами ухо врага, он вцепился в него зубами и рванул изо всех сил, напрочь отрывая ушную раковину.