Свой дом. За время службы комитом армии при короле Илид истосковался по родной Марии, по имению в Градоме. Потому тот особняк в Донкаре он особо не обустраивал и не обживал — все равно не заменит родового гнезда старой семьи По-Сода в марийской столице. И только он вернулся домой, как тут же был вынужден уйти в поход ради объединения республики и подавления волнений в глубинке бывшей провинции. Но теперь все будет иначе, он вернется навсегда.

"Что-то я совсем размяк, — с легкой улыбкой подумал Илид. — Стар стал для войн, да и отвык от них уже. Кажется, пора начать спокойную жизнь, посвятить себя семье и делу республики. Да и Миса подрастает, скоро замуж собираться будет. Небось уже все обсудили с матерью, а мне не говорят, хитрые женщины. Глядишь, дедушкой стану и даже не замечу… Да, точно размяк".

Тихо смеясь над собственными мыслями, По-Сода стоял на холме и любовался пейзажем. Природа северо-западных окраин Марии могла поразить своей красотой даже самого прихотливого эстета. На севере возвышались пики Силофских гор с нависшими над ними черными тучами, сквозь которые пробивались ослепительные лучи солнца, играющие на вечных снегах. К западу раскинулись илийские леса, раскрашенные в буйные зеленые и печальные болотные цвета. На юге по-хозяйски разлеглись холмы лесостепи, как будто сошедшие с картинок детской книжки со сказками. А на востоке почти до самого горизонта простирались марийские степи, сплошь покрытые заплатками золотистых полей с аккуратными швами дорог, по одной из которых к лагерю республиканской армии поспешно скакали два всадника…

Два всадника. Беззаботное расположение духа осторожно сжалось и спряталось глубоко внутри Илида, напряженно вглядывающегося в приближающиеся силуэты людей на конях. Распоряжения собрания республики, вести из Градома? Нет, вряд ли. Внутри диктатора нарастало странное тревожное чувство, один из всадников показался ему смутно знакомым. Точно, это был Наторд, который только этим утром покинул лагерь с письмом для Мони На-Сода. Что же заставило его так скоро вернуться, и кто скачет рядом с ним?

Быстрым шагом Илид вернулся в свою палатку, на ходу отдав указание привести к нему гонца и его спутника. Сидя на раскладном стуле, он нетерпеливо стучал костяшками пальцев по столешнице. Наконец полог палатки откинулся, и внутрь прошли два человека в запыленных одеждах.

Диктатор не ошибся, одним из них был молодой мариец Наторд. По-Сода вопросительно посмотрел на своего солдата, который не знал, куда себя деть, и нервно мял побледневшими пальцами письмо с двумя особыми восковыми печатями, проставленными лично Илидом полдня назад. Второй человек тоже оказался гонцом, он держал в трясущихся руках два конверта и неуверенно топтался на месте, пытаясь что-то сказать.

Раздраженный их поведением Илид вскочил из-за стола, подошел к незнакомому гонцу и выхватил письма. Вскрытый конверт упал на пол, ломкая бумага зашелестела в руках главнокомандующего. Посыльные не видели лица диктатора, который стоял к ним спиной и читал. Ни они, ни солдат, который привел их, не нарушали тишину, и даже шум сворачивающегося лагеря оставался где-то снаружи, не рискуя проникнуть сквозь плотную ткань палатки По-Сода и помешать его чтению.

Раздался звук рвущейся бумаги — Илид вскрыл второй пакет. Снова воцарилась абсолютная тишина, изредка прерываемая лишь робким шелестом письма. Ужасная тишина. Наторд чувствовал, что даже сердце не желает биться, чтобы не нарушать ее. Безмолвная бездна затягивала в пустоту саму жизнь. Не такой должна быть реакция Илида на ужасные новости. Почему он ничего не говорит, почему ничего не делает?

Закончив читать, диктатор некоторое время стоял, глядя сквозь ровные строки на дорогой бумаге, а затем повернулся к гонцам. Они вздрогнули, увидев лицо внезапно постаревшего главнокомандующего. Ни гнева, ни страха, ни удивления, ни печали. Пожалуй, лишь немного разочарования. И густая, вязкая, объемная пустота в глазах.

— Письмо, — сказал Илид.

Наторд вложил в протянутую диктатором руку конверт с двумя печатями. Он знал, что в нем находится послание жене По-Сода и его прошение собранию республики о снятии полномочий диктатора. Поэтому его не сильно удивило, что мгновение спустя клочки порванного письма, медленно кружась в воздухе, упали на пол. Илид останется на своем посту.

— Созвать военный совет, — приказал главнокомандующий республиканской армии. — Немедленно.

Солдат и посыльные тут же бросились выполнять приказ и, покинув палатку, оставили Илида в полном одиночестве. Он устало присел на землю и еще раз взглянул на два послания, зажатые в руке. В одном из них король Бахирон Мур приказывал своим убийцам расправиться с семьей По-Сода в Градоме. В другом собрание республики докладывало обо всем, что им известно об ужасном происшествии. Там же в конце стоит короткая приписка: "Поступайте, как считаете нужным, диктатор".

А как нужно поступать, когда король приказывает убить семью своего старого друга? Илид не знал ответа на этот вопрос. Он бы с радостью отдался чувствам, позволил бы эмоциям решать за него. Но не было ни чувств, ни эмоций. Мони и Миса мертвы, верная жена и прекрасная дочка навсегда покинули его. Горе утраты так велико, что стареющий диктатор не был способен почувствовать его. Он думал о том, как хотел вернуться в родное имение в Градоме, но лишь сейчас осознал очевидную истину — он хотел быть со своей семьей. Особняк в Илии, поместье в Марии, да хоть лачуга в Еве — где были жена и дочь, там и находился его дом. По-Сода отлично понимал свое горе, но не мог почувствовать его. Возможно, это к лучшему. Даже половина столь сильного чувства свела бы с ума Илида, оставшегося в полном одиночестве в этом жестоком мире.

— Позвольте?

В палатку осторожно входили командиры республиканской армии. Они уже были введены в курс дела посыльными, и от былой радости не осталось и следа. Вид сидящего на полу диктатора сбивал их с толку, у некоторых возникли опасения, что главнокомандующий обезумел от своей потери. Но Илид уверенно поднялся на ноги и прошел к своему столу. Сомнения марийских военачальников развеялись, но пугающее спокойствие По-Сода вводило их в замешательство. Никто не решался прервать затянувшееся молчание.

— Поступайте, как считаете нужным, — Илид громко прочитал последнюю строчку письма от собрания республики и окинул пустым взглядом своих подчиненных. — Вы, конечно, уже знаете о случившемся.

— Мы сожалеем о вашей утрате… — начал говорить Миро По-Кара.

— Не стоит, — диктатор жестом остановил его. — Не стоит говорить обо мне. Мони На-Сода была членом марийского собрания и представителем старых семей Градома на время моего отсутствия. Удар был нанесен республике, и мы не можем оставить это безнаказанным.