— Нет.

— Хорошо, я сам отвечу, — спутник произнес это таким голосом, что Ранкиру показалось, будто его осыпали мягкой могильной землей. — Некогда меня звали Нгахнаре, ныне же я — смерть воплощенная, великий жнец. А для своих верных слуг — багрово-черный владыка.

— Понятно. Значит, смерть, — убийца вновь покосился на него. — Говоришь по-алокрийски, да еще так бойко, выглядишь почти как обычный человек. Не ожидал.

— Нет, не смерть, — поправил Нгахнаре. — Воплощение смерти. Смерть — лишь событие, итог жизни. И я пожинаю то, что от нее остается. Я не знаю, что ты сейчас видишь перед собой и что слышишь, мой облик как и облик этой дороги рисует тебе твое воображение, чтобы защитить рассудок. Слабый человеческий разум не способен воспринять истину.

Багрово-черный владыка повернулся к Миту и взглянул на него с нескрываемой высокомерной снисходительностью, которая читалась даже сквозь глухой капюшон, и закончил фразу:

— Впрочем, хоть ты меня и слышишь сейчас, все равно ведь ничего не понимаешь.

— Даже не пытаюсь. Но, похоже, я умер. Так?

Фигура в мантии прошла вперед Ранкира и встала на мостовой напротив него. Убийца продолжал идти, мимо проплывали однообразные темно-синие стены, но он ни на шаг не приблизился к своему собеседнику, стоящему неподвижно на ненадежных камнях разумной дороги.

— Кажется, мне удалось заинтересовать тебя. Странно, что на это понадобилось столько времени. Это в твоем-то положении…

Под бархатом голоса владыки даже стальные нервы начинали звенеть от ужаса. Мит дрогнул и внезапно обнаружил, что его сердце не билось, а воздух не наполнял легкие. Значит, все-таки умер. Все верно, ведь он потерял слишком много крови, и теперь его тело лежит рядом с… рядом с мертвой Тирой. "Это я виноват, — тревожная мысль не давала покоя Ранкиру. — Я виноват в твоей смерти".

С каждым шагом по дороге в мистической ночи он заново переживал ее гибель. Сколько времени уже длится его путь? Час, день, год? Может быть, он всегда был здесь? Какая глупость. Но он видел смерть Тиры, с каждым разом все отчетливее и подробнее. Повторяющиеся вспышки памяти выжигали рассудок убийцы, рвали его на мелкие кусочки. Жестокая судьба — найти ее, чтобы тут же потерять навсегда. И он умирает вместе с ней, раз за разом, раз за разом…

Убийца сильнее сжал кулак с лоскутом ткани и с тенью удивления почувствовал напряжение в мышцах руки. К тому же рассеченное бедро упрямо продолжало болеть, а рваная рана лениво кровоточила, заставляя Ранкира чувствовать липкую теплоту жизни, стекающую по его ноге на зыбкую мостовую. Разве мертвецы способны чувствовать?

— Ты не мертв, — развеял его сомнения Нгахнаре и тут же запутал снова: — Но и не жив.

— Тогда забери мою жизнь и оставь меня в покое.

— Ты решил отступить?

"Ты решил отступить?", — эхом отозвался Тиуран Доп.

— От чего? — спросил Ранкир, сам не осознавая, к кому именно обращается. — От чего отступать, если все уже потеряно? Она мертва, Тира мертва!

— А ты? — голос воплощения смерти мягко протискивался в разум убийцы холодными щупальцами.

Призрачные светлячки медленно померкли, погрузив темную улицу в кромешный мрак. В черной глади окон показались отражения людей. Они бесцельно брели по мостовой, которая подгоняла поток призраков своими волнами камней. Бестелесные духи проходили друг сквозь друга и слепо смотрели вперед остекленевшим взглядом, выражающим лишь страдания и боль последнего мгновения их жизни.

— Да что здесь творится?! — взорвался Ранкир, поддавшись кроваво-красной пелене безумия, застилающей его глаза. — Где я? Что тебе от меня надо? Я умер или нет? Отвечай же!

— Вот ты и начал задавать вопросы, — Нгахнаре указал на ближайшее отражение в окне. — Посмотри на них. Они мертвы. Разве у тебя есть что-то общее с ними?

— Не знаю. Не похоже, — ярость медленно отступала, но ситуация, противоречащая здравому смыслу, мешала собраться с мыслями. — Я не дышу, мое сердце не бьется. Но я могу чувствовать и думать, мое тело, если это оно, слушается меня. Ты сказал, что я ни жив, ни мертв. Я не знаю ответов, но… готов выслушать тебя.

— Хорошо, с этого, пожалуй, и начнем, — багрово-черный владыка взмахнул рукой, и призрачные светлячки озарили неприветливые стены бледным светом, а два оставшихся в одиночестве путника снова пошли вперед. — Я так хотел подольше с тобой побеседовать… Ну да ладно. Эта дорога — настоящий путь Умирающего. Он не имеет ничего общего с тем, что проходят мои слуги в мире живых, если ты знаешь, о чем я говорю. И сейчас тебе приходится балансировать на тонкой грани между жизнью и смертью. Ты не задумывался, что отличает живого человека от мертвого?

— Просто продолжай объяснять…

— Как скучно. Ладно. Видишь ли, живым человека делает не кровь, текущая по венам, не воздух, наполняющий легкие, и даже не движение. Точнее не только это. Главное — желание жить, привязанность духа к телу, тела к жизни, жизни к духу… Я понятно выражаюсь? Хорошо. Но с тобой произошел редкий случай — твоя жизнь утратила то, что связывало тебя с ней. Ох, как сложно объяснять это человеку…

— Тира, — едва слышно произнес Ранкир.

— Верно, — Нгахнаре шел немного поодаль, но его голос звучал прямо внутри убийцы, заставляя его содрогаться при каждом слове. — Ты не дышишь? Дыши, тебе ничто не мешает, это простые сокращения мышц. Сердце не бьется? Один точный удар — оно снова заработает. Кровь и воздух обеспечивают лишь жизнедеятельность, а желание жить — жизнь. Грубо говоря…

Усердно напрягая диафрагму и мышцы живота, убийца попробовал вдохнуть. У него получилось, но он тут же пожалел о содеянном — спазм скрутил расправившиеся легкие, и жуткий кашель чуть не заставил его выплюнуть их по частям. Пока он бился в судорогах на земле, сердце решилось на подлый поступок — захлебываясь, оно начало перекачивать кровь в теле Ранкира. С каждым его ударом возрастало давление, которое сковывало мозг, заставляло съеживаться внутренности и сжимало огненной перчаткой глаза, а непрекращающийся кашель усиливал этот эффект. Еще немного и тело убийцы было бы перемолото изнутри самим собой.

— Прекрасно, ты оживил свое тело. Полегчало? — насмешливо произнес Нгахнаре. — Уж лучше бы ты оставался трупом.

Прошло много времени, прежде чем Мит, хрипя и судорожно дергаясь, смог подняться на ноги.

— Ты разрушил связи существования собственной сущности, — не обращая внимания на состояние собеседника, продолжил владыка. — Поэтому ты ни жив и ни мертв. В этом кроется ответ на другой вопрос — почему ты меня слышишь. Даже мои самые верные слуги, получившие лично от меня особый дар,