– Чего это ради?

– Ведь ты именно так поступил бы с форелью, правда?

– К чему трудиться?

У нас есть дела поважнее, чем игры с фруктовыми мушками. Мне нужно подготовиться к разговору с Гершон. Наша битва наверняка начнется пред ликом Фрэнка Курца и дальше пойдет по нарастающей. Но я прикусил язык. Не знаю, что стало причиной такого самообладания – то ли чарльстонские манеры, то ли моя привычная одержимость Энни, то ли вчерашние отвлекающие факторы.

Лаймовый. Хаммерила.

– Радио Рей пригласил меня выпить, – пояснила она. – Третий раз за две недели, и мне надо послать ему сигнал.

– А это-то здесь при чем?

Энни подалась вперед, будто собираясь поделиться государственной тайной.

– Поймать и выпустить, босс.

– Не врубаюсь, – выдохнул я с нарастающим раздражением.

– Поймать и выпустить, – упорствовала она, подкрепляя свои слова жестом «поймать и выпустить», старательно выговаривая и растягивая слова. Так американцы говорят с иностранцами в надежде, что громкое, растянутое повторение как-то донесет смысл английских слов до тех, кто их плохо понимает. Поглядела на меня вопрошающе и подавляя свой рефлекс поднимать брови при возглашении ударных фраз.

До меня вдруг дошло, и я сумел издать смешок. Энни планирует перебазировать эпидемию фруктовой мушки этажом выше, к Радио Рею. Задумка блестящая, но не настолько, чтобы разогнать мой сплин.

– Слишком смешно, – заметил я ровным тоном без особой убежденности.

Энни потерла желобок над верхней губой, озадаченно поглядев на меня. Этот жест меня удивил. У Эвелин была такая же нервная привычка. Улыбка Энни исчезла, закатившись, как солнце. Лицо ее затуманилось озабоченностью.

– Босс, ты в порядке?

– Ага, в полнейшем.

– Что тебя тревожит?

Хлоя, говоря по телефону, прищелкнула пальцами, перебив, прежде чем я успел ответить. Она указала на новостную строку, бегущую по телевизионному монитору у нас над головами. Та гласила: «Брисбейн» выкупает «Джек Ойл» по 140 долларов за акцию, премия 68 %».

Неудивительно, что Джей-Джей темнил. Он защищал инсайдерскую информацию, избегая каких бы то ни было утечек.

– Да! – возликовал я.

По 140 долларов за акцию 2,3 миллиона акций Джей-Джея совокупно тянут на 322 миллиона долларов. Если докинуть сюда еще 200 миллионов долларов, которыми я управляю от его имени, Джей-Джей теперь тянет на 522 миллиона долларов.

Карьерный клиент.

Пэтти Гершон таращилась на меня, разговаривая по телефону. Глаза ее сощурились в узенькие щелочки. Ее помада алела ярче, чем всегда – цветом крови еще не остывшей жертвы. Она тоже видела новость.

И как она теперь выкрутится перед Фрэнком и банкирами?

Ответ поступил раньше, чем ожидалось. Мой телефон зазвонил. ЖК-дисплей, как миниатюрное табло кинотеатра, сообщил, что на проводе Фрэнк Курц. Не поколебавшись ни на мгновение, я включил свой самый дружелюбный, медоточивейший голос:

– Фрэнк, я только что видел новости.

– Гроув, ты мне нужен в кабинете. – И он повесил трубку.

Вот так так. Даже не сказал «Пожалуйста». Не сказал «До свидания». Ни намека на цивилизованность, только несколько повелительных слов, а за ними гудки. Он мог бы сказать: «Пошел на хер» более теплым тоном.

– Ну, приехали, – пробормотал я гудкам в ответ.

Гершон пробилась к Курцу.

– Ребятки, – сказал я Энни и Хлое, – фруктовым мушкам придется обождать.

Шагая через Эстрогеновый переулок, я старался уклониться от Пэтти. Где там. Она как раз закончила разговор и положила трубку на рычаг. Я слышал ее шаги, ощущал источаемый ею яд и чувствовал кинжальный взгляд, вонзавшийся мне в спину всю дорогу до кабинета Фрэнка.

Представление начинается.

Перед дверью кабинета Фрэнка с его секретаршей беседовал охранник ОФЛ Гас. Меня он увидел, но отвел взгляд. Чтобы учуять беду, нюх ищейки не требовался. Охрана редко патрулирует помещения среди дня – конечно, не считая пятниц, когда люди увольняются.

Курц сидел, скрестив руки, и его смятения не заметил бы только слепой. Он не сводил с меня глаз, когда я вошел. Улыбнись он – и его лицо раскололось бы и посыпалось на пол чугунными осколками. Вертя в пальцах «Коибу», он потянулся за своей гильотинкой с двумя лезвиями.

Для шеи маловата.

В гостевом кресле справа от стола Фрэнка сидел толстый коротышка с младенческим личиком, волнистыми волосами – чуточку длинноватыми для трудового элемента. Судя по всему, свежевылупившийся магистр. Комнату переполняли ядовитые флюиды.

Кто сдох, чтобы закатить такие похороны?

Гершон вломилась вслед за мной, окатив нас волной своих духов. Аромат, наверное, замеса «Шанель», но мне он напомнил отрыжку после капсул с рыбьим жиром. Пэтти раскрыла было рот, но Фрэнк оборвал ее:

– А стучаться тебя не учили?

– Ты же видел новости, Фрэнк. Сделку между «Брисбейн» и «Джек» состряпал кто-то компетентный.

– Пэтти… – властным голосом начал он.

– О’Рурк все проморгал, – продолжала она, нимало не смущенная попыткой Фрэнка взять разговор в свои руки. – «Подожди до понедельника», – саркастически проныла она, передразнивая меня. – Этот тип только что обошелся банкингу в двадцать миллионов долларов премии, Фрэнк. Сазерлинг рвет и мечет. Я тоже.

– Нам нужно обсудить кое-что, тебя не касающееся, Пэтти.

Дело пахнет керосином.

Реплика прозвучала зловеще. Я чуть ли не пожелал, чтобы Гершон стояла на своем, и мы могли поспорить из-за Попрыгунчика Джей-Джея. Но вместо этого она, поморгав, проронила:

– Понятно. – И, искоса оглянувшись, бросила: – Продолжение следует, О’Рурк.

Момент для любезностей был неподходящий, но я все же протянул руку пухлому посетителю и представился:

– Гроув О’Рурк.

– Джон Диас, – промямлил он, добавив что-то насчет работы в нашем внутреннем юридическом отделе. Я слушал вполуха, решив, что он все-таки больше смахивает на «младенчика», чем на «Джона Диаса».

– В чем дело, Фрэнк?

– Садись, – распорядился Курц. Остановился и подождал. ПМС, обычно быстро идущий на попятную, ждал, когда я подчинюсь. Еще никогда его власть не была настолько абсолютной. – Вот оно как, Гроув. Юридический отдел хочет, чтобы ты взял вынужденный отпуск, пока все не утрясется. Мы все сходимся в том, что так лучше.

Вспороть мне желчный пузырь – куда уж лучше?

– Это безумие. – Я не верил собственным ушам. Эта встреча – Курц, Младенчик и я – не имеет ни малейшего отношения к Джей-Джею и сделке между «Брисбейн» и «Джек Ойл».